Шаг к солнечной, красивой, жизнерадостной архитектуре

Первая половина XX века играет особую роль в истории архитектуры. С одной стороны, этот период характеризуется многообразием архитектурных стилей и поиском новых путей. Новые материалы и технологический прогресс изменили возможности архитектуры и значительно повлияли на ее развитие. С другой стороны, в странах с тоталитарными режимами архитектура, так же как и искусство, была поставлена на службу власти, соответственно, творческая свобода архитекторов и деятелей искусства была резко ограничена.

Лицом новой архитектурной эпохи, безусловно, стал модернизм, хотя в 1930-е годы в тоталитарных странах (и не только в них) приобретает популярность старый, знакомый и понятный массам классицизм со своим потенциалом создавать понятные метафоры — респектабельные монументальные здания. Классическая архитектура стала своеобразным источником стабильности, что было жизненно важно для мира в процессе масштабных изменений. Бытует мнение, что этот стиль характерен исключительно для архитектуры тоталитарных режимов, желающих громко и уверенно заявить о себе, распространить свою идеологию, подтвердить собственную легитимность и заворожить массы своей мощью. Хотя более справедливо было бы сказать, что это печать эпохи, которую можно увидеть не только в Риме, Москве или Берлине, но и в Вашингтоне, в Лондоне и в Париже.

Неоклассицизм ХХ века в стилистическом отношении можно разделить на два крупных направления: прогрессизм и историзм — которые, в свою очередь, можно условно назвать консервативным и модернистским неоклассицизмом.

«Консервативный неоклассицизм» берет начало в архитектуре Греции и Рима и пользуется пропорциями, композициями, структурой классической архитектуры. Это направление неоклассицизма не отказывается и от новых материалов и технологии и широко пользуется ими, хотя и заостряет внимание на сходстве с классической архитектурой. Соответственно, архитекторы часто обращаются к имитациям и репликам. В России в то же самое время набирает силу пользовавшаяся огромным влиянием школа поклонника неоренессанса и неоклассицизма Ивана Жолтовского. В Грузии появляются похожие проекты, к примеру, здание Тбилисского бальнеологического курорта (арх. Ю. Житковский и М. Калашников, 1937), Тбилисский цирк (арх. М. Непринцев, 1940), здание Армянского драматического театра в Тбилиси (арх. М. Калашников, 1936) и другие.

«Модернистский классицизм» делает выбор в пользу трансформации, интеграции старого в новое, особенно учитывая новые технологии, материалы, экономичность строительства. Соответственно, ряд архитекторов пытаются найти компромисс между историей и современностью. Одной из основных тенденций неоклассицистской волны 1930-х годов можно признать тенденцию к упрощению. Архитекторы модернистского классицизма («голого» или «упрощенного классицизма») пытались соединить характерные для классицизма масштабные, монументальные, помпезные, симметричные композиции и характерные для архитектуры авангарда общие схематические и упрощенные архитектурные детали таким образом, чтобы детали обоих течений оставались узнаваемыми. В то же время их синтез не должен был быть искусственным и случайным, а главное, ничего не говорящим.

Примирить классическую и современную архитектуру пытается и возникший в 1920-х годах стиль ар-деко, который приобрел особую популярность в США, — хотя и советскую архитектуру (к примеру, архитектуру московских высоток) иногда причисляют к советскому ар-деко. Для этого направления характерна полная свобода при синтезе разных архитектурных стилей, в том числе таких, как мексиканский, индийский, африканский, египетский. Советская архитектура не развивалась и не могла развиваться в этом направлении из-за строгого и конкретного определения того, что считалось классическим наследием и могло использоваться в советской архитектуре. Это нарушало главный принцип ар-деко: свободу и разнообразие. Тем не менее некоторые признаки этого стиля встречаются и в советской архитектуре 1930-х годов, в период постконструктивизма. В то время понятие классического наследия было достаточно широким. Использовались не только элементы современной архитектуры, но и архаические формы (египетские, месопотамские), так же как и национальное классическое наследие союзных республик. По мере становления стиля «социалистического классицизма» этот круг все более сужался и все более строго определялось, что можно было считать классическим наследием. Приоритет оказывался наследию Греции и Рима (хотя и тут не существовало четких рамок, что в некоторых случаях позволяло отклоняться от установок «сверху»).

Постконструктивизм — это промежуточный стиль, возникший и распространившийся в 1932–1937 годах на стыке между конструктивизмом (1917–1932) и «социалистическим классицизмом» (1937–1954). Историки и архитекторы обращают на него мало внимания, считая его переходным этапом. Его самой характерной чертой считается попытка в меру обогатить конструктивистскую архитектуру. Архитектура постконструктивизма сохраняет типичную для конструктивизма объемно-пространственную структуру, лаконичность форм, ленточное остекление лестничных площадок, пространственные игры, линейность, простоту стен. В то же время архитектура «обогащается» элементами классической архитектуры: карнизом простого профиля, обрамлением открытых пространств и ордером. В результате мы видим достаточно объемную, экспрессивную, экспериментальную, динамичную архитектуру, которая верит в разрушение стилистических границ и бóльшую свободу.

Грузинский постконструктивизм следует общесоветским тенденциям, хотя, в отличие от русского постконструктивизма, в Грузии меньше экспериментировали. В реализованных проектах сравнительно мягко проявились основные черты постконструктивизма: экспрессивность, подчеркнутый контраст между горизонтальными и вертикальными плоскостями (глухими и застекленными, тяжелыми и легкими, прямолинейными и округлыми), которые были основным языком выражения как конструктивизма, так и постконструктивизма, — сравнительно смягчены в грузинской архитектуре. Из интересных примеров грузинского конструктивизма можно назвать ИМЭЛ — филиал Институт имени Маркса, Энгельса, Ленина, где главный фасад, характерный для «сталинского ампира», соседствует с акцентированным округлым портиком фасада со стороны двора (Тбилиси, просп. Руставели, арх. А. Щусев, 1938);

The Marx-Engels-Lenin-Stalin Institute, Tbilisi (designed by Alexey Shchusev, 1938)© National Archives of Georgia

верхний корпус Дома правительства Грузии (ныне здание Парламента) с гипертрофированными элементами, позаимствованными из грузинской архитектуры, на фасаде здания (Дом правительства/Парламент, арх. В. Кокорин, Г. Лежава, верхний корпус, 1933–1938.);

The House of Government, now Georgian Parliament Building, Tbilisi (designed by Viktor Kokorin and Giorgi Lezhava, 1933–1938)© National Archives of Georgia

Дом мод, оформленный гигантским ордером с капителями в виде лотоса (Тбилиси, Заарбрюкенская площадь, арх. Г. Химшиашвили, 1936).

The Fashion House on Saarbrücken Square, Tbilisi (designed by G. Khimshiashvili, 1936)© National Archives of Georgia

С начала 1930-х годов идет активная застройка улицы Мераба Коставы — что было связано с благоустройством площади Героев в Тбилиси и строительством магистралей, ведущих от площади Героев до Ваке, Вокзальной Площади и Сабуртало. Было построено несколько зданий подряд; в том числе к грузинскому постконструктивизму можно причислить т.н. «Одиннадцатиэтажный дом»,

The “Eleven-Storied building” apartment block, Tbilisi (designed by Mikhail Kalashnikov, 1939)© National Archives of Georgia

первый корпус Технического университета Грузии (Институт инженеров железнодорожного транспорта, впоследствии Государственный политехнический институт им. В.И. Ленина)

The First Building of the State Technical University, Tbilisi (designed by Мikhail Neprintsev, 1941)© National Archives of Georgia

и административный корпус на улице Коставы, т.н. «Чай-Грузия».

The administrative building of the “Georgia Tea” trust, Tbilisi (designed by Mikhail Neprintsev, 1936–1941)© National Archives of Georgia

Проект административного корпуса треста «Чай-Грузия» на улице Коставы (бывшая ул. Ленина), 41 был создан в 1936 году Михаилом Непринцевым. Здание строилось с 1937-го по 1941 год. Архитектурный облик фасада административного корпуса треста «Чай-Грузия» образован соединением нескольких пространств: композиционным центром главного фасада является башня, акцентированная на первом-втором этажах гигантским портиком со спаренными коринфскими колоннами и увенчанная аттиком с открытой сводчатой галереей. В архитектуре здания мы наблюдаем игру с пространствами, асимметрию и геометричность. Бóльшая часть здания скромно оштукатурена и покрашена. Камнем отделаны первый этаж и колонны. Из национального зодчества взяты капители колонн и орнамент балконных перил. Здесь мы уже не видим характерных для конструктивизма четких лаконичных форм, хотя еще не видим симметричности, чрезмерной декоративности и шаблонных элементов декора «сталинского ампира». Аналогичные решения мы можем найти в зданиях гостиницы «Москва» (арх. А. Щусев, Л. Савельев, О. Стапран, 1932–1935) и жилого дома Академии наук в Киеве (арх. А. Недопака, 1936).

С учетом архитектурного ритма, экспрессии и попытки нетрафаретного соединения классической архитектуры с архитектурой модерна мы можем отнести к постконструктивизму здание первого корпуса Технического университета Грузии (арх. М. Непринцев, Н. Глазков, 1937–1956).

Здание занимает целый квартал, особенно разработан фасад со стороны пересечения улиц Мераба Коставы и Симона Чиковани. Основной композиционный акцент фасада, выходящего на площадь, — цилиндрическое пространство, украшенное спаренными круглыми пилястрами и разделенное сводчатыми окнами. Круглые, обтекаемые формы этой части здания сменяются ломаными, геометрическими формами углового фасада. Угловой фасад, расположенный вокруг полукруглой платформы, обрамленной двумя лестницами, имеет форму усеченного треугольника и состоит из трех плоскостей, акцентируемых центральным портиком. Наряду с разнохарактерностью фасады (геометрический, ломаный, закругленный и обтекаемый) отличаются и типом обработки. Верхняя часть, построенная во вторую очередь, более нагружена. Она более декоративна и явно выходит за рамки типичной для постконструктивизма 1930-х годов тенденции умеренного украшения фасадов, чего нельзя сказать о нижнем угловом фасаде. Его архитектурная композиция скромна, проста и лаконична. Здесь явно видна характерная для конструктивизма геометричность, архитектурная динамика, созданная с помощью горизонтальных и вертикальных линий. Сообразно с новыми требованиями фасад становится более богатым рустами, пилястрами, ордером, карнизами, хотя все эти детали простого профиля и служат «умеренному украшению здания». Аналогичные решения можно встретить в здании Областной милиции в Киеве (арх. П. Савич, 1934), в жилом доме НКВД в Киеве (ахр. Г. Любченко, 1934–1935), в здании Краевого управления связи в Хабаровске (арх. М. Белеванцев). Между этими двумя разнохарактерными фасадами вдоль улицы Коставы простирается длинный рукав здания, естественно повторяющий ее изгиб. Первый этаж вогнутого фасада обработан массивной гранитной рустикой, на которую опирается плоская, декорированная пилястрами, отмеченная прямоугольными окнами центральная часть, соединяющая три этажа.

Здание в целом идеально вписывается в рельеф. Его форма и его отношение к рельефу практически определили застройку этой территории. Кривая здания ТУ отражается не только в расположенном напротив здании второго корпуса ТУ по улице Коставы, 69, но и в контурах жилых домов (ул. Коставы, 71, ул. Пекина, 2) и Одиннадцатиэтажном доме.

В 1939 году на стыке улиц Челюскинцев и В.И. Ленина (ныне ул. Царицы Тамар и Мераба Коставы) началось строительство многоквартирного дома. Проект Михаила Калашникова отличался объемом и масштабом строительства. В Тбилиси 1930 года башня 11-этажного дома была самым высоким зданием, по старой памяти дом до сих пор называется Одиннадцатиэтажным. Главный фасад длинного (165 м) дугообразного здания, выходящий на площадь Героев и улицу Коставы, разделен на три части. Каждая из них имеет независимую композицию, композиционный центр и украшение фасада. Вместе с тем они гармонично соединяются в общую композицию, привнося разнообразие в длинный фасад здания.

Как и здание ТУ, здание Одиннадцатиэтажного дома характеризуется геометричностью, лаконичностью и умеренным декором. Для него, так же как и для административного корпуса треста «Чай-Грузия», характерна игра с плоскостями, контраст вертикальных и горизонтальных линий, с одной стороны, и скромно заштукатуренных стен и декоративных элементов — с другой. Аналогичные проекты мы встречаем и в других городах СССР.

На сегодняшний день здание треста «Чай-Грузия» практически полностью разрушено, сохранился только фасад. Полностью стерты черты, формирующие архитектурный облик и характер здания: игра пространствами и плоскостями. Надстройка Одиннадцатиэтажного дома лишила здание композиционной ясности и лаконичности. Трансформация площади Героев и новая хаотичная застройка находящегося за зданием квартала полностью изменили восприятие здания и всего ареала.

На сегодня вызовом является оценка исторического, урбанистического и культурного значения архитектурного наследия и его правильная интерпретация. К сожалению, этого не происходит. Фактически на наших глазах уничтожаются не только отдельные объекты, но и целые архитектурные ансамбли. В качестве примера можно привести описанные выше здания: здание ИМЭЛ удалось сохранить лишь в силу огромных усилий гражданского общества, хотя радикальное, неосмысленное и неоправданное вмешательство властей города изменило его облик: к зданию пристроили стеклянную башню, изменился задний фасад и полностью изменился интерьер.

Сегодня отношение к советскому наследию неоднозначно. Несомненно, советская архитектура даже в условиях и в рамках цензуры смогла создать интересные произведения, которые в значительной степени определили облик городов Грузии. В конце 1930-х годов поиски, эксперименты, индивидуальные решения, характерные для конструктивизма, стали уже неприемлемыми. Сформировалась рамочная концепция сталинского ампира. Унифицирующий подход изгнал из советской архитектуры творчество и индивидуальность. Несмотря на то, что грузинский постконструктивизм, по сравнению с русским, был менее экспрессивным и экспериментальным, работы этого периода выделяются нешаблонными, интересными решениями.

В Советском Союзе возводили здания, которые должны были воспевать величие, мощь и нерушимость СССР. Советского Союза больше нет, но осталась архитектура, замечательно рассказывающая историю государства, в котором репрессированы были не только люди, но и архитектурные стили. Эта, основанная на ложном единстве, страна и ее архитектура — неотъемлемая, хотя и незавидная часть нашего прошлого. Разрушая здания, мы не изменим историю.