13 December 2022Georgia

Политическая память о конфликте в Абхазии

Два мнения

by Anna Dziapshipa, Tamar Chergoleishvili
© Anna Dziapshipa


Конфликт в Абхазии, который можно считать главной политической и социальной травмой Грузии и важнейшим вопросом грузинской политики в целом, уходит своими корнями в советскую национальную политику, включая эпоху сталинских репрессий, и далее — в имперскую политику царской России. Нерешенные конфликты в Абхазии и Южной Осетии послужили главным аргументом против предоставления Грузии Плана действий по членству в НАТО на саммите в Бухаресте в 2008 году. Сегодня мы представляем два разных взгляда на политику исторической памяти в отношении абхазского конфликта.

ქართული   English   Русский


В плену односторонней памяти

Как политика памяти в Грузии препятствует переосмыслению абхазского конфликта
Анна Дзапшипа, кинематографист

Можно было бы ожидать, что события, начавшиеся 24 февраля 2022 года, дадут толчок к серьезным изменениям в Грузии. Эти изменения должны были бы затронуть в первую очередь способ мышления людей. Однако ожидаемой трансформации не произошло, и тем самым мы упустили еще один шанс осмыслить сложные конфликты, разворачивающиеся вокруг нас. В этой статье пойдет речь о грузино-абхазской войне 1992–1993 годов, которая до сих пор присутствует в нашем сознании, но лишь на его поверхности— главным образом в виде броских лозунгов или пафосных тостов. Наше понимание той войны за минувшие годы так и не стало комплексным и многосторонним. То, что должно было дать импульс к пересмотру истории, напротив, законсервировалось и приняло форму догматических убеждений. Каждая сторона, высказывающая свою позицию по этому сложнейшему вопросу, стремится представить «объективную истину»; таким образом, каждый гражданин Грузии считает в некотором роде своим долгом иметь «правильное» мнение по этому вопросу.

Некоторое время назад я давала себе слово больше никогда не писать об Абхазии. Мне тогда казалось, что я сказала почти все в своем последнем документальном фильме «Автопортрет на границе». Работа над фильмом, занявшая у меня почти семь лет, завершилась летом 2022 года. Пока длился этот нескончаемый процесс, мне с лихвой хватило времени, чтобы вдуматься в различные аспекты грузино-абхазского конфликта и осмыслить его во всей его многомерности, воспользовавшись той привилегией, которую давало мне знакомство с разными точками зрения. В результате мне удалось взглянуть новыми глазами на своих абхазских родственников и друзей, преодолеть трудности, связанные с моей раздвоенной идентичностью, и в итоге осознать и принять то обстоятельство, что моя собственная семейная биография представляет собой микрокосм, в котором четко отразилась семиотика этого конфликта.

Этот текст задумывался как заметка о застарелых ошибках и травмах, о взаимном недоверии и о том, как стороны продолжают упорно закрывать для себя возможности какой бы то ни было рефлексии. Такая ситуация сложилась вследствие объективных обстоятельств: в нашей сложной, поляризованной среде, где нет консенсуса в отношении самых простых ценностей и истин, затруднительно думать о диалоге с Абхазией или вырабатывать какое-то совместное видение разрешения конфликта. Все это представляется невозможным, пока мы не выходим за пределы замкнутого круга наших самоидентификаций. Наше незрелое отношение к конфликтам и невозможность рефлексии мешают разорвать этот порочный круг и не дают нам шанса на развитие.

Абхазская тема то появляется, то исчезает с повестки дня грузинских политиков и публичных дискуссий. Разговоры о трагедии представляют определенную выгоду для политиков: так, тема страданий беженцев всегда служит инструментом в политической борьбе и никогда не ведет к облегчению самих этих страданий. Более тридцати лет грузино-абхазский конфликт обсуждается исключительно через призму отношений между Россией и Грузией, хотя потенциально у него гораздо больше граней и аспектов. Понять этот конфликт можно только при условии, если мы принимаем во внимание его различные измерения, включая грузино-абхазскую, грузино-российскую и российско-абхазскую конфигурации, а также перспективу беженцев из Абхазии. Само название, которое мы присваиваем этому конфликту, уже отражает степень поверхностности нашего понимания ситуации. Насколько мне известно, заинтересованность и участие Российской Федерации в конфликтах нашего региона — фактор, который редко игнорируется во всех этих дискуссиях. Однако переосмысление конфликта должно начаться в первую очередь с того, чтобы наконец дать ему адекватное название. Война России с Украиной парализовала процесс переосмысления наших конфликтов, сделав практически невозможным обнаружение и осознание наших собственных ошибок.

В отличие от многих других войн, полномасштабное вторжение России в Украину воскресило наши скрытые травмы и пробудило к жизни реваншистские силы. В результате некоторые из моих знакомых вообще перестали сдерживать себя, рассудив, что угнетение слабых — лучший способ справиться с собственными страхами и собственной слабостью. Выступая за победу Украины в этой откровенно несправедливой войне, они одновременно перестали подавлять собственные желания и возобновили «крестовый поход» против национальных меньшинств в Грузии – в данном случае в виртуальном пространстве.

К концу февраля 2022 года у многих стала прорываться накопившаяся злость по отношению к Абхазии и абхазам (в моем личном архиве сохранилось огромное количество скриншотов подобных высказываний). Вновь пробудившиеся воспоминания о старом конфликте стали, увы, не поводом к рефлексии, а сублимацией наших страхов и неудач, что породило волну агрессии, наполнившей виртуальное пространство. Мне всегда казалось, что «наш европейский выбор» не предполагает военного решения глубоких, застарелых конфликтов. Наоборот, в моем представлении этот концепт означает отказ от милитаристских подходов — но, по всей видимости, я что-то неправильно понимала. В 2021 году, после избрания Аслана Бжании, нового президента непризнанной Абхазии, вместе с группой уважаемых мною людей, я подписала открытое письмо с призывом к открытому диалогу Это письмо было использовано в попытках скомпрометировать меня. Кое-кто заподозрил сепаратистские тенденции в моих высказываниях, так что меня угрожали казнить как абхазку. Меня выставляли «чужаком» в ксенофобских контекстах, используя слово «мшибзия» (что на абхазском языке означает «привет»). Быть чужаком мне не впервой: я выросла в националистической среде, где мне постоянно напоминали, что «абхазской нации не существует». Поэтому меня не удивило, когда несколько лет назад мой старый приятель публично осудил меня за использование термина «непризнанная Республика Абхазия» и удалил из своих социальных сетей. Жест символического удаления был мне уже знаком на протяжении десятилетий. В 90-е годы, в Тбилиси, мои родители удалили нашу фамилию из списка жильцов, висящего на входе в подъезд. В 2008 году, во время грузино-российской войны, я обнаружила на двери рядом со звонком в родительском доме грузинскую фамилию моей матери вместо своей [абхазской].

После начала войны в Украине абхазская проблематика вновь стала предметом обсуждений со стороны политической партии «Европейская Грузия», НПО «Институт свободы», журнала «Табула», Общества просвещения избирателей и Абхазской ассамблеи. «Европейская Грузия» и ее сторонники традиционно используют различные популистские методы, пытаясь выторговать себе поддержку населения, так что эта политическая партия, как обычно, ограничилась однобокой и поверхностной трактовкой сложнейшей темы. Кампания «Акт о признании геноцида грузин в Абхазии» была призвана принести партии политические очки и голоса сторонников. В этих целях использовалась вырванная из контекста нарезка трагических историй беженцев из Абхазии. Я следила за этой кампанией: в мое поле зрения попадали и снятые ими фильмы и видеоклипы, и вырванные из контекста фразы, размещенные на их плакатах. К сожалению, как и многие другие их действия, эта кампания, я полагаю, также носила временный и неустойчивый характер. Уже занимаясь вплотную написанием этой заметки, я в очередной раз зашла на страницу этой инициативы в Facebook. Самый последний пост датируется 29 сентября (в Грузии 27 сентября известен как день падения Сухуми/Сухума, а в Абхазии 30 сентября отмечается День Победы и Независимости). Небрежное, поверхностное отношение к этому в высшей степени тонкому и болезненному вопросу ставит под угрозу то хрупкое доверие, которое годами пытались выстроить миротворцы, участвующие в переговорах по окончании конфликта. Эти миротворцы мало кому известны, а если порой они и получают публичную известность, то в основном в негативных контекстах, — причем как в Грузии, так и в Абхазии.

Еще одна совместная кампания политической партии «Европейская Грузия», Института свободы, журнала «Табула», Общества просвещения избирателей и Абхазской ассамблеи называется «До Бучи была Абхазия». Эта инициатива культивирует такое же одностороннее и поверхностное представление об абхазской войне. В рамках кампании прошла выставка, посвященная абхазской войне, в ночном клубе KHIDI. Организаторы выставки сравнили зверства российской армии в Буче с событиями в Абхазии. Такое сопоставление вызывало разве что чувство неловкости: это совершенно разные конфликты, так что использование непрекращающейся борьбы украинского народа в собственных политических интересах выглядело недопустимым приемом. Это было больше похоже на проявление зависти, чем общей антиколониальной, антиимпериалистической борьбы народов против России. Если бы организаторы потрудились провести более тщательное исследование, они бы нашли принципиальные различия между этими болезненными конфликтами (а в чем-то — и еще более впечатляющие черты сходства).

Ни в одной из этих кампаний: ни в «Акте о признании геноцида грузин в Абхазии», ни в акции «До Бучи была Абхазия» — не были представлены воспоминания жертв конфликта с обеих сторон. Таким образом, обе кампании можно считать не более чем пиар-акцией, преследующей сиюминутные цели определенной политической партии. Они не базировались ни на глубоких исследованиях материала, ни на целостном представлении о нем. Организаторы не обнаружили ни малейшего желания задуматься о глубинных корнях конфликта. В результате, эти кампании обернулись дешевым представлением, имеющим целью решение краткосрочных задач. Единственное, чего добились обе эти инициативы, — повторная травматизация тысяч людей, и без того травмированных войной. После Бучи мои грузинские друзья заговорили о геноциде грузин в Абхазии, а абхазы, в свою очередь, — о геноциде абхазов со стороны грузин. Имея личный опыт пребывания в центре этой сплошной параллельной истории, я думала о сестре моего деда, в совершенстве владевшей двумя языками — грузинским и русским (а точнее — всеми четырьмя: грузинским, русским, абхазским и мегрельским). В ноябре 2013 года, когда я видела ее в последний раз в Сухуме/Сухуми, она с иронией вспоминала, сколько раз знание этих языков спасло ей жизнь при встречах с грузинскими и абхазскими боевиками, к которым она могла обращаться «на их родном языке».

Русская война в Украине стала для абхазов напоминанием их собственного ужасающего опыта войны. Даже для меня было довольно неожиданно, что абхазы, как и грузины, идентифицируют себя с украинцами в своей борьбе против империализма. Но, в отличие от грузин, они никогда не забудут слов «Абхазской нации не существует» – так же, как украинцы никогда не забудут лозунга кремлевской пропаганды «Украина не существует». Довольно странно жить в этом геополитическом контексте кривых зеркал, не желая замечать ни связей, ни причин испорченных отношений, ни бесконечной чреды ошибок. Углубляющийся энергетический кризис и наступление холодной зимы отбрасывают Абхазию назад — туда, где у нее остается мало шансов на развитие. В условиях продолжающейся нестабильности в регионе жители страны ощущают себя в гораздо большей изоляции, чем когда бы то ни было. Непризнание Европейским парламентом паспортов, выданных им Российской Федерацией, способно еще больше усугубить эту изоляцию. В то же время министр иностранных дел Абхазии Инал Ардзинба препятствует деятельности абхазских неправительственных организаций, тем самым пресекая пути коммуникации с той небольшой частью грузинского общества, которая поддерживает диалог. Проблема Гальского района наглядно демонстрирует позицию грузинского государства и гражданского общества по отношению к конфликтам вообще. Гали живет в перманентно пограничном состоянии, представляя собой некую «буферную зону» с точки зрения обеих сторон. Район, населенный преимущественно грузинами, тем не менее не пользуется поддержкой со стороны Грузии. Абхазская администрация, в свою очередь, пытается притеснять местное население, в частности, ограничивая право на изучение грузинского языка или препятствуя получению ими абхазских паспортов. Символично, что одна из самых крупных мусорных свалок в Абхазии находится именно в Гальском районе. Все эти нерешенные вопросы переходят по наследству от одного правительства к другому. Вместо решения проблем, политические инициативы сводятся в итоге к бессмысленным лозунгам. Общество, в свою очередь, ставит эти лозунги на коммерческий поток: например, новая коллекция футболок с надписью «Гали» на груди — пример такого рода торговли чувствами. Каждый живущий в нашем регионе испытывает постоянную тревогу, но никто не хочет признать, что иногда и мы, грузины, тоже можем быть причиной этого бесконечного страха.

Очень часто, участвуя в различных дискуссиях, я сталкиваюсь с одним и тем же «каверзным» вопросом: признаю ли я этническую чистку грузин в Абхазии? Я расцениваю этот вопрос как демагогическую подмену тезиса в стиле «а как насчет», и поэтому чаще всего оставляю его без ответа. Тем не менее, эта заметка для меня — прекрасная возможность наконец дать ответ. Да, я признаю ее. Сказав это, я считаю дальнейшую дискуссию законченной, однако все время задаюсь вопросом — а многие ли из нас слышали о жертвах с абхазской стороны и готовы признать их? Что, например, большинство людей знает и думает о трагедии в селе Лата или о сожженном здании Государственного архива Абхазии?

Меня давно удивляет, почему грузино-абхазская война во всем многообразии ее аспектов обсуждается лишь в рамках непубличных встреч и на закрытых платформах. Почему эта проблематика во всей сложности понятна только неправительственным организациям или частным лицам, посвятившим себя ее исследованию? Только люди, вплотную занимающиеся этим конфликтом и накопившие за долгие годы огромное количество знаний, опыта и контактов, оказываются способны осмыслить существование разных взглядов и параллельных историй. Но эти дебаты, зачастую довольно сложные и болезненные, так и заканчиваются в закрытых кругах. Почему освещение этой противоречивой истории не может преодолеть рамки националистического нарратива, и почему оно остается в зоне дискурсов, питающихся псевдопатриотическими лозунгами? Является ли это проблемой ведущих массмедиа, с их поверхностным отношением к теме, или дело в том, что полноценное знание, а следовательно, и адекватный уровень дискуссии о конфликте, попросту недоступны для более широкой аудитории? Решением мне представляется создание новых общих пространств и платформ для дискуссий, где была бы обеспечена совершенно иная степень открытости и смелости, где люди могли бы выражать нестандартные и непопулярные точки зрения, где для более широкой аудитории были бы открыты и обсуждение, и знания, накопленные за эти годы, и где ими возможно было бы делиться без страха с большим количеством людей и на различных площадках. Необходимо осознать и преодолеть собственный страх того, что наше мнение может не совпадать с мнением большинства: это не обязательно означает, что ты становишься «предателем страны» или тебя непременно объявят «российским агентом».


ქართული   English   Русский


До Бучи была Абхазия

Преступления России против грузин должны получить политическую и юридическую оценку
Тамар Черголеишвили, директор «Общества просвещения избирателей»

© Jon Jones / Sygma

История показывает, что политические соображения всегда играют определяющую роль в том, какие жертвы оказываются увековечены, а какие забыты. Эта статья о забытых жертвах. Сегодня свободный мир тратит огромные ресурсы на сдерживание путинского кровавого ревизионизма, однако последние 30 лет он питал иллюзию, что Россия – не СССР, а следовательно, уже не может представлять угрозу международному порядку.

«Если мы не остановим их [россиян] в Грузии, завтра они будут в Украине», — так говорили украинцы, воевавшие в Абхазии в 1992–1993 годах, защищая свободу и территориальную целостность Грузии. «…действия некоторых высших российских военных чинов, а также в целом политика российского парламента дают нам право утверждать, что мы имеем дело с хорошо скоординированной и синхронизированной агрессией. Я хочу, чтобы весь мир осознал, что Абхазия — это поле кровавой мести... Остановите это гнусное преступление, остановите расправу над нашей маленькой страной, спасите мой народ, не дайте ему сгореть в огне имперских амбиций... Мир не имеет права мириться с уничтожением одного из древнейших народов земли; народа, создавшего великую культуру и хранящего высокие духовные традиции... Я хочу, чтобы все поняли это, потому что человечество не может быть счастливо, не может пользоваться благами мира, когда даже самый маленький народ находится под угрозой уничтожения», – тщетно обращался Эдуард Шеварднадзе к международному сообществу 18 сентября 1993 года, за 9 дней до падения Сухуми.

Однако в 90-е годы голоса грузин и украинцев не были услышаны среди всеобщей эйфории, вызванной победой над империей зла. Запад не был готов видеть в побежденной России потенциальную угрозу международному порядку, а усилий Грузии было недостаточно, чтобы остановить даже ослабленную после распада СССР Россию. Между тем, Москва, используя подконтрольные ей организации (такие как специально созданная для этих целей Конфедерация горских народов Кавказа) вместе с бандами русских наемников и при поддержке военной авиации, легко сумела оккупировать Абхазию. Примечательно, что при обсуждении соглашения о прекращении огня российской делегацией руководил тогдашний министр по чрезвычайным ситуациям, а ныне министр обороны России Сергей Шойгу. Соглашение, подписанное 27 июля 1993 года, было вскоре нарушено: 27 сентября пал Сухуми, а российская армия была развернута в качестве миротворца на очищенных от грузин оккупированных территориях.

В Абхазии погибло 5738 человек, в том числе 800 женщин и 50 детей. 300 человек были объявлены пропавшими без вести. Около 25 тысяч человек были вынуждены бежать, спасаясь от угрозы уничтожения по национальному признаку.

Россия сохраняла свой миротворческий статус до августовской войны 2008 года. В 2005 году правительство Грузии попыталось изменить формат договоренностей, но Запад не поддержал эту попытку. В 2008 году Грузия выступила с инициативой об отмене миротворческого статуса, но представители западных государств ответили дипломатическим демаршем, осудив этот шаг как провокационный. В результате правительство Грузии предпочло не спорить с точкой зрения стратегических партнеров. Правильное это решение или нет — тема для отдельного разговора, но именно так развивались события, закончившиеся августовской войной 2008 года.

Еще до начала войны в Грузии в 2008 году Путин неоднократно давал понять, что в круг его геополитических целей входит пересмотр истории и восстановление былого влияния России. К сожалению, Запад, не желая осложнять отношения с Россией, не отнесся к намерениям Путина достаточно серьезно, а потому после вторжения России в Грузию он поспешил обвинить саму жертву этого вторжения. Западные лидеры отчитали «вспыльчивых» грузин за то, что те поддались на провокацию, назвав эту «ошибку» грузинского правительства причиной полномасштабной военной агрессии со стороны России. Все это произошло уже после того, как международное расследование подтвердило, что регулярная российская армия вторглась на территорию Грузии еще до наступления грузинской армии.

В 2008 году международное внимание к Грузии было гораздо более ощутимым, по сравнению с 90-ми годами. Пока Россия бомбила грузинские территории, европейские лидеры приветствовали народ Грузии, стоя на главном проспекте грузинской столицы. На пятый день войны в сознании многих грузин ее окончание ознаменовало выступление Джорджа Буша: 13 августа президент США сообщил нам о начале гуманитарной операции, которая будет проводится под руководством министра обороны Роберта Гейтса. Через час после заявления Буша в международном аэропорту Тбилиси приземлился американский военный самолет.

Война 2008 года продолжалась всего несколько дней, а не несколько лет, как в 90-х, и унесла в десять раз меньше жизней. Режим Путина расширил оккупированные им территории, но не достиг заявленной цели — свержения демократического правительства Грузии.

Через несколько месяцев после августовской войны новоизбранный президент США инициировал «перезагрузку» отношений с Россией. Политика Барака Обамы, даже по мнению его собственного госсекретаря, оказалась наивной: «Я думаю, какое-то время мы были немного сбиты с толку и верили, что должен быть путь развития отношений, который не приведет к разжиганию конфликта, не станет возвращением к холодной или, не дай Бог, горячей войне», — заявила в 2018 году Хиллари Клинтон, отвечая на критику внешней политики США в отношении России.

Но на тот момент Россию было уже нельзя остановить.

«Это было ужасно. Ужасно. Сейчас, когда это происходит в Украине, и мне говорят —посмотри, что там происходит, я говорю — нечего мне смотреть. Мы через это прошли. Сейчас все видят, что творит Россия — в этой украинской войне, а тогда никто ничего не видел», — говорит Нуца Гиорбелидзе-Дарсалия в интервью Tabula. Нуца – одна из тех «временно перемещенных лиц», которые сегодня добиваются восстановления исторической справедливости и требуют, чтобы преступлениям, совершенным Россией против грузинского народа 30 лет назад, была дана правовая и политическая оценка. Но, к сожалению, сегодня о преступлениях, совершенных против грузин, очень мало знают не только в мире, но и в самой Грузии.

Чудовищная трагедия остается незамеченной по сей день, и главная причина этого в том, что двадцать девять лет назад грузинские власти сдались. Учитывая геополитическую ситуацию, они посчитали, что невозможно будет дать адекватную оценку роли России и назвать вещи своими именами. В итоге, Россия взяла на себя миротворческую роль в регионе и обеспечила вхождение Грузии в СНГ, назначив ее представителей на ключевые посты в органах содружества. Расследование уголовных преступлений, совершенных в Абхазии (содержавшее 25 тысяч свидетельских показаний), было положено под сукно и забыто.

В грузинском обществе никто и никогда последовательно не поднимал вопрос о том, через что прошли сотни тысяч грузин в Абхазии в 1992–1993 годах, — о том, что с ними сделала Россия. В результате, этот эпизод был вычеркнут из грузинской истории, а временно перемещенные лица подверглись стигматизации и были отодвинуты на периферию общественной жизни страны. Никто не проявлял к ним интереса, и они хранили молчание. Пару месяцев назад мы провели интерактивную выставку «До Бучи была Абхазия», где акценты сместились: вместо привычного нарратива, указывающего на какое-то абстрактное зло, мы перенесли фокус на личные истории конкретных людей. Неудивительно, что, когда нам удалось наконец пролить свет на события в Абхазии, для многих это стало настоящим шоком. После этого вокруг забытой абхазской темы и, в частности, вокруг роли России в абхазском конфликте, разгорелась дискуссия. И хотя эта дискуссия уже получила международный резонанс, мы все еще далеки от достижения нашей цели.

Одни участники дискуссии — они называют себя миротворцами — предпочитают не ворошить историческое прошлое и выступают против попыток прояснить роль России в этом конфликте. С их точки зрения, подобные обсуждения нанесут ущерб так называемому процессу примирения, поскольку вызовут раздражение марионеточного режима Сухуми. Некоторые даже дошли до заявлений о том, что повышенное внимание к роли России в абхазской войне представляет собой попытку снять всю ответственность с Грузии.

Я считаю оба этих утверждения беспочвенными. Даже сегодня грузинское общество не является демократическим, не было оно таковым и после распада Советского Союза, когда «пятая графа» в паспорте разделила нас по этническому признаку. Нам еще только предстоит создать государство, в котором все люди, независимо от этнической принадлежности, расы, религии, пола или гендерной идентичности, будут иметь право на свободу, жизнь и стремление к счастью. Построение такого государства было бы наиболее адекватным способом исправить ошибки [в оценке преступлений] прошлого, которые иногда хуже, чем сами преступления.

Вместе с тем, непонятно, почему адекватная оценка роли России, восстановление исторической памяти, сострадание к собственным согражданам и предание гласности их трагедии трактуется как отрицание межнациональной розни между абхазами и грузинами — проблемы, которую необходимо изучать и решать.

Как это мешает примирению? Исследовать причины грузино-абхазского конфликта и найти пути его решения можно только после того, как будет дана адекватная оценка псевдомиротворческой роли России в этом конфликте.

Предположим, существуют свидетельства того, что грузинское государство или группировки, находившиеся под его фактическим контролем, ставили себе целью полное или частичное уничтожение этнических абхазов. Предположим, что по их приказу грузинские солдаты и боевики убивали и подвергали пыткам этнических абхазов, сжигали заживо стариков, сдирали кожу с детей и насиловали женщин. В таком случае, это, разумеется, должно получить должную оценку и должны вступить в силу правовые последствия. Однако я сильно подозреваю, что, если бы подобные факты в действительности имели место, они уже давно были бы преданы огласке и получили правовую оценку усилиями победившей стороны.

«Мы останемся в Абхазии до тех пор, пока фашистские государства не перестанут угнетать малые народы», — так заявляли российские боевики, назвавшиеся выходцами из Москвы и Новосибирска, в интервью, записанном в 1993 году.

Прошло тридцать лет, а инструкции, исходящие от российского руководства, не изменились: сегодня путинский режим пытается представить военную агрессию в Украине как спецоперацию, направленную на защиту русскоязычных украинцев от украинцев-нацистов. Однако в Украине, в отличие от Грузии, он потерпел неудачу — и не потому, что украинцев с нацистскими воззрениями не было, а грузины фашистских взглядов в то время и правда существовали, — а потому, что не это является истинной причиной войны. Настоящей причиной войны были и остаются геополитические амбиции России. Но слишком долго мы, грузины, барахтались в сетях нарратива об этническом конфликте, этнических чистках и примирении. Вокруг этих идей были развернуты целые проекты; многие люди получили трудоустройство в подобных «миротворческих» организациях. Неудивительно, поэтому, что теперь эти люди стремятся воспрепятствовать изменению статус-кво.

«Мы должны научиться убивать грузин, отрезать им уши и носы», — так инструктировал северокавказских бойцов во время войны в Абхазии глава Конфедерации горских народов Кавказа Муса Шанибов. Действительно, если сопоставить собранные свидетельства и истории пострадавших, — все детали начинают складываться в единую картину, как пазл, весьма логично дополняя друг друга, и становится очевидно: то, что произошло в Буче, Ирпене, Мариуполе и других городах Украины в 2022 году, уже происходило 30 лет назад в Абхазии.

Поразительны не только масштабы бойни, но и сходство между тем, что Россия делает в оккупированных городах Украины и тем, что она делала в Абхазии: там были и массовые изнасилования женщин и детей, и пытки, и расчленение людей; там были и старики, сожженные заживо, и люди, раздавленные танками, и колодцы, заполненные трупами, из-за чего оставшиеся в живых погибали без воды, — и все эти зверства совершались по чисто этническому признаку. Накоплены десятки тысяч подобных свидетельств. Мы видели лишь малую часть их, но уже этого было достаточно, чтобы понять: выжившие грузины остались живы только потому, что им удалось избежать геноцида.

Военные преступления, совершенные в Буче, Мариуполе, Ирпене и других городах Украины, были официально признаны геноцидом парламентами Эстонии, Литвы, Латвии, Ирландии, Канады и Чешской Республики.

«Я уверена, что весь мир стоит за Украину, и Украина победит в этой войне. В этом нет сомнения, — говорит Венера Мешвелиани, учительница из поселка Ахалдаба, которая потеряла мужа на той войне, а сама она провела три недели в российском плену, вместе с сыном и 300 грузинскими женщинами, которых по очереди подвергали изнасилованию. — Украина победит, потому что сейчас весь мир объединился, а тогда мы по какой-то причине были одни. Мне кажется, тогда просто было так мало информации, — наверное, из-за этого в мире никто даже не мог понять, что случилось в Абхазии. Но мы должны сказать это сейчас — пусть мир узнает, что с нами происходило. Жертвы и свидетели еще живы, и мы можем говорить об этом».

Венера Мешвелиани права.

Пророчество украинцев, воевавших в Абхазии, сбылось. То, что происходит с нами сейчас, стало возможным именно потому, что Россию не удалось остановить в Грузии. В Украине идет полномасштабная война. Запад обсуждает возможности применения химического и ядерного оружия, и сдерживание путинской России сейчас дается неизмеримо более дорогой ценой, чем во времена ельцинской России, если бы Запад тогда предпочел действовать по-другому.

Мужество украинцев в борьбе за свою свободу породило новую международную реальность; ничего подобного не существовало в 90-е годы.

В этой реальности у нас появился шанс добиться того, чтобы преступления, совершенные Россией против грузин, считались геноцидом. Мы должны использовать эту возможность, чтобы увековечить память жертв, восстановить события, вычеркнутые из истории, дать им должную оценку и построить будущее на основе подлинного понимания прошлого.

«Нам не нужна ложь; нам нужна правда. Правда состоит в том, что русские вышвырнули нас из дома», говорит Лиана Микая из Ахалдабы. Эта правда нужна не только Лиане — она нужна всему международному сообществу, чтобы лучше понимать, что такое зло, и ради спасения жизни мирных граждан.

LATEST