Неудобный взгляд в себя

В 2023 году молдавской независимости 32 года. Возраст, когда про себя уже можно что-то понять. И про страну тоже можно. К сожалению, самое главное, что выявляется сейчас, это то, что Молдова не хочет жить сама по себе. Она всегда нуждается в ком-то, кто придет и скажет или покажет, как надо жить. Сами мы никак не сформулируем, чего хотим и к чему стремимся.

После распада Советского Союза это не стало важной темой для дискуссий. Рискну сказать, что вообще не стало предметом для разговора. Никто не ставил вопрос: а можно мы сами будем решать, как нам жить? Можно к нам не будут приезжать ни с Востока, ни с Запада и рассказывать, как жить. Можно мы не будем брать деньги у всех, чтобы потом отдавать их? Можно мы не будем жить в долг?

В современном мире, особенно в последнее время, стало очень модно говорить о деколонизации. В современном мире, особенно в последнее время, стало очень модно говорить о деколонизации. В Европе, на Западе в целом любят про это сейчас говорить, потому что внезапно обнаружили, что есть кто-то хуже нас — это Россия. Это модная тема, но серьезного разговора не ведется.

Я наблюдаю такой посыл: давайте поговорим о деколонизации, но не будем говорить о нас. Будто не было в истории периода, когда Запад колонизировал полмира. Принято считать, что Запад для себя эту проблему решил, разобрался с, мягко говоря, неприглядными страницами собственной истории. А если проблема решена, давайте говорить о других. Давайте говорить о России и вообще давайте поможем восточным европейцам решить их проблемы.

Но подождите, у меня остались вопросы. Как вы решили эту проблему? Вернули все, что когда-то отняли? Перестали смотреть на нас свысока и считать себя лучше других? Поменяли перспективу в ваших учебниках, в ваших музеях, в вашей литературе и в вашей политике? Конечно, нет! И ваше прошлое тоже все еще нуждается в осознании и работе над ним. Что касается нас, то оставьте нам право самим решать, как нам разбираться с колонизацией/деколонизацией наших стран, с империализмом на Востоке — это наша история.

Германии или Франции вряд ли понравится, если США будут им диктовать, что делать с их прошлым, с их историей. И нам тоже не нравится, когда кто бы то ни было снисходительно пытается нас учить, что нам делать. Неважно кто: Россия, США, Евросоюз, НАТО или Всемирный банк. Может быть «нам» слишком громко сказано. Хорошо, не буду говорить за всех скажу за себя — МНЕ это не нравится.

Сегодня термин «деколонизация» есть, его употребляют, о деколонизации все говорят, но что же это значит? Значит ли это, что люди должны решать свою судьбу сами и строить свою историю самостоятельно — или нет? Это элементарный вопрос. Но ответа нет.

Не дает на него ответа и молдавская политика. В Молдове мы привыкли к тому, что во время выборов мы всегда должны делать выбор против кого-то — не за какие-то ценности, а против кого-то. Политическое меню состоит из двух сортов говна: давай выберем, какое из них меньше смердит. Но подождите, а можно у нас будут какие-то ценности? Или нам нужно вечно выбирать из двух зол?

Сегодня мы живем в стране, где власть критиковать нельзя. Наша власть — проевропейская. Но к критике она относится нетерпимо. Когда политики, которые сегодня сидят в удобных креслах в высоких кабинетах, только боролись за власть и вели свою предвыборную кампанию, они забыли нас, избирателей, предупредить, что они очень не любят, не выносят, можно сказать, критику. Им это не нравится. Они настолько чувствительные, что им нельзя сказать ничего плохого.

При этом они рассказывают нам о европейских ценностях. И возникает звонкий диссонанс, который порождает новые вопросы. А какие ценности вы, ребята, выбираете? Что вы знаете о них? Эксплуатация на Западе трудовых мигрантов с этими ценностями что имеет общего? А корабли с беженцами, которых оставляют умирать в Средиземном море? Или это та часть истории, о которой не стоит говорить, потому что это невыгодно? Получается как с Холокостом. В Молдове, где он имел место, — точно так же как во времена СССР имели место и депортации — говорить о депортациях удобней и выгодней. Но, простите, одно другого не аннулирует, и говорить нужно про все — нельзя выбирать только то, что тебе нравится, и игнорировать все прочее.

Когда наш театр в 2012 году поставил спектакль Clear Story о Холокосте на территории Бессарабии, я наблюдала у людей шок. Молодые зрители выходили и говорили: ой, да это же произошло в селе моей бабушки, а мне об этом никто не рассказывал. В то же время они считают героем маршала Иона Антонеску. В наших учебниках истории до сих пор написано, что Антонеску — противоречивый персонаж. До сих пор говорят, что румынские войска во время Второй мировой войны освобождали территорию Молдовы. А вы понимаете, что нас фашисты освободили? Мне кажется, что это очень простые вещи, которые интерпретировать невозможно. Или все же можно?

Наш театр — политический. Политика это то, что создает нашу жизнь, и лично для меня она точно очень важна. Если ты как современный человек игнорируешь политический аспект — ты делаешь вид, что тебя в этом обществе нет. Но неудобные вопросы тебя все равно догонят. Невозможно стереть то, что тебе не нравится в прошлом. Так можно ненароком стереть себя, историю своих родителей, и в итоге — историю своей страны.

Сегодня эти неудобные вопросы о прошлом и настоящем (к большому сожалению, о будущем споров практически нет) стали еще острее и режут нас, как бритва. Война идет буквально за речкой, и это не может не сказываться на нас. Мы перестали бороться за мир, говорить о мире — только о вооружении. Мы живем во времена, когда мир это не модно. Наблюдаем войну с дивана, как будто это компьютерная игра, Counter-Strike. А в то же время люди умирают, убивают, убегают… Это не игра, а реальность… Война — это деньги, для кого-то это просто бизнес. И серьезной дискуссии, как остановить эту войну, нет.

Наше разделенное общество снова делится: где-то само, где-то с помощью политиков. Казалось бы, мы давно должны были понять, что мы здесь все очень перемешанные. В Кишиневе в начале прошлого века проживало больше 40% евреев. Моя мама из украинской семьи, папа — из молдавской. Но вместо того, чтобы все это пересечение культур и переплетение языков сделать нашим общим богатством, мы предпочитаем разделять и разделяться.

Зазвучал забытый, как мне казалось, вопрос-претензия: а ты почему не говоришь на румынском языке? Я и не думала, что мы все еще находимся в этом языковом капкане. Национализм, который поэтапно рождается на этнической базе. Когда ты как русский говоришь молдаванину, кто он и как должен жить, а молдаванин говорит это тебе.

Республика Молдова — это страна, половина населения которой, а возможно, что и больше, уехала. Они мигранты. И Молдова не пропала только потому, что они где-то пашут и шлют сюда деньги. Мы поставили два спектакля про молдавских мигрантов. Поставили на Западе — в Германии. В основе спектаклей десятки интервью с молдаванами, которые работают за границей — в Германии, Италии, Великобритании, Франции.

В Молдове у каждого есть родственник, а если не родственник, то знакомый, который находится за границей на заработках. Я знаю из первых уст о том, как живут, работают и умирают молдавские мигранты в Европе. Люди умирают рано. Они болеют и умирают от тяжелой работы. Это молодые люди. Всё моложе и моложе те, кто домой возвращается в гробах. Среди них всё больше тех, кому нет и тридцати. В основном эти люди работают в крайне тяжелых условиях. Из развлечений у них — дешевое пиво: выпил вечером, забылся, а утром встал и продолжил пахать. Зомби. И это не придуманные истории. Это каждый знает. И это называется — современное рабство.

В Молдове власть ненадолго вспоминает о мигрантах перед выборами. И тогда мы слышим: «наша диаспора — наша гордость!» Мы слышим какие-то истории — «истории успеха». Какие истории успеха? Какая гордость? У подавляющего большинства из тех, кто работает за границей, нет и не будет никаких пенсий там, и не будет их на родине. Кого интересует, что с ними будет завтра и на что они будут жить, когда уже не смогут работать? Защищающего их закона нет, и всем наплевать, что его нет.

Мы хотели создать и создали театр о Человеке. Театр, для которого Человек и его проблемы будут в центре внимания. Так в 2010 году появился театр Spălătorie. В помещении, которое мы нашли, раньше была прачечная (на румынском — spălătorie), и мы решили, что так и назовем наш театр. Мы практически не получали никакого финансирования от государства. Искали гранты, одалживали деньги. Потом стали ездить в Германию и там ставили наши спектакли.

Сейчас именно Германия для нас — основная площадка. Немцам, оказывается, интересно то, что мы делаем. На родине, как выяснилось, нет. В Кишиневе у нас давно уже больше нет места, где мы могли бы репетировать и ставить наши спектакли. Почему так? Предположу, что такой театр, как наш, просто не нужен. Слишком много мы говорим о правах, которые не соблюдаются: о правах женщин, о правах геев, о правах тех, кто слаб, о правах рабочих, поднимаем неудобные вопросы, говорим о неприятных моментах нашей истории.

Лучше без таких как мы — другого ответа у меня нет. Но мы есть. Как и те, о ком мы все равно продолжим говорить. Берегитесь!