26 October 2023Belarus

Наталья Мацкевич: «Любой диалог с представителями режима стоило бы начинать с вопроса: “Почему в Беларуси пытают людей?”»

Известные политические заключенные в Беларуси уже более полугода лишены какой бы то ни было связи с внешним миром

by Sabina Brilo
Natalia Matskevich and Viktar Matskevich© Image courtesy of Natalia Matskevich and Viktar Matskevich


Среди тысяч политических заключенных в Беларуси есть «особые». Это люди, которых власть не просто несправедливо покарала тюрьмой, — вопреки всем нормам права и морали, вопреки законам человечности она лишила их связи с внешним миром. Что происходит с ними в тюрьме, как они себя чувствуют, в чем нуждаются, неизвестно не только обществу, но даже их родным. Мы не знаем точное число таких заключенных, но имена четверых из них слишком громкие. Это два претендента в кандидаты на выборах президента 2020 года — Сергей Тихановский и Виктор Бабарико. Это давний политический оппонент Лукашенко — Николай Статкевич. Это Мария Колесникова.

На вопросы OWM отвечают Наталья Мацкевич и Виктор Мацкевич — адвокаты, защищавшие Сергея Тихановского и Виктора Бабарико.

Беларуская   English   Deutsch   Русский


— Вы работали в беларуской адвокатуре много лет и видели, как всё это время попиралась сама суть права и законности. Ведь и после президентских выборов 2006-го, и после выборов 2010 года в Беларуси происходили жесткие разгоны мирных демонстраций. Ведь и тогда кандидаты в президенты, соперники Лукашенко, оказывались в тюрьме — и было очевидно, что это политические процессы. Власть как будто постоянно прощупывала почву: до какого предела можно дойти в своем беззаконии… И вот выборы 2020 года: основные соперники Лукашенко — Тихановский и Бабарико — арестованы еще до регистрации, арестованы члены их штабов, десятки тысяч людей прошли через задержания, тысячи осуждены к лишению свободы… Как вы думаете, насколько ваши подзащитные — Виктор Бабарико и Сергей Тихановский — осознавали реальность уголовного преследования? Предполагали ли они, что могут быть приговорены к таким огромным срокам — 14 и 19,5 лет?

Наталья:
— Мне кажется, даже если они, каждый по-своему, и допускали возможность ареста, то не думали, что это может быть расправа. Ведь и Сергей Тихановский, и Виктор Бабарико — оба они были новые в политике люди.

Виктор:
— Сергей Тихановский основал YouTube-канал «Страна для жизни» в марте 2019-го и освещал на нем вопросы предпринимательства, а потом стал ездить по городам и снимать видеоролики на другие темы. Вначале он говорил о том, что беспокоит людей в быту: где-то неухожено, где-то недостроено, что-то разваливается… Озвучивал проблемы, чтобы власть услышала и могла их исправить — он тогда верил, что это возможно. А потом люди к нему стали приходить с другими бедами, и он стал показывать истории о незаконных задержаниях, стал ходить в суды, милицию — и понял, что власть людей ни во что не ставит, а экономические проблемы не решатся, если не поменять власть.

Наталья:
— Вообще-то Тихановский в период своего блогерства общался со старой беларуской оппозицией: делал с ними интервью и даже снял фильм про Плошчу-2010, записывал свидетельства очевидцев событий. Поэтому он, когда включился в предвыборный процесс, в общем допускал возможность ареста. Хотя был очень уверен в своих силах и верил, что та огромная поддержка, которую люди ему оказывали, защищает его.

А вот Виктор Бабарико — странно, но мне кажется, что он вообще не просчитывал такую вероятность. Бабарико никого не знал из старой оппозиции. По-моему, он делал ставку на менеджмент и был уверен, что честная и грамотная избирательная кампания может обеспечить успех. Его сын Эдуард набрал команду молодых людей, которые действительно очень грамотно работали благодаря своему хорошему образованию и навыкам. Думаю, Бабарико как менеджер просчитал объективные факторы: что он в состоянии собрать команду, сформулировать идеи предвыборной кампании, что люди готовы его поддержать… А вот субъективный элемент — лом, который может перешибить всякую логику, — он, видимо, не взял в расчет.

Viktar Babaryka with son EduardViktar Babaryka with son Eduard© Image courtesy of Viktar Babaryka HQ

Надо сказать, что к Тихановскому я пришла, когда он уже был задержан. А в офис предвыборного штаба Бабарико мы, адвокаты по уголовным делам, пришли заключать соглашения раньше, до его задержания. И не все в штабе были довольны нашим появлением. Мой коллега объяснял Виктору Дмириевичу, как себя вести на первом допросе, что может происходить после задержания, какую одежду надо подготовить, — а некоторые члены команды говорили: «Что вы тут, адвокаты, ходите и пугаете своими предупреждениями, у нас так всё на позитиве, мы так всё конструктивно решаем». Мы же были готовы ко всему.

Виктор:
— Я понимаю логику Виктора Дмитриевича. Человек является главой крупнейшего банка («Белгазпромбанк». — Ред.) — очень сильного, мощного, где всё подчиняется законам. Где все операции, сделки — всё основано на законе и грамотном управлении, поэтому банк процветает. И человек, который понимает, что всё должно быть основано на законе, предполагает, что в принципе и в государстве всё работает так же.

Наталья:
— У Бабарико ведь и предвыборная риторика была очень позитивная, не на прямой критике власти основанная. Он говорил только о том, что надо изменить, чтобы страна стала лучше. И говорил очень аккуратно.

— Какую аргументацию вы использовали, защищая Тихановского и Бабарико в суде?

Наталья:
— Сергея Тихановского судили именно за то, что он сказал как блогер. Ничего больше не было — только слова! Следственный комитет так и озвучивал: всё, что Тихановский делал в рамках своих видео, публичных выступлений, является разжиганием вражды, призывами к массовым беспорядкам и т.п. Практически всё, что он наговорил с 2019 года, как выяснилось, было якобы экстремизмом. Потому что это, по версии обвинения, «привело к массовым беспорядкам». Логика такая: человек что-то говорил с 2019 года до своего ареста 30 мая 2020 года — и под этим влиянием 9 августа свершились массовые беспорядки.

Syarhey Tsikhanouski doing a video at a picket line during the parliamentary elections in Belarus. Minsk, autumn of 2019Syarhey Tsikhanouski doing a video at a picket line during the parliamentary elections in Belarus. Minsk, autumn of 2019© Image courtesy of Sviatlana Tsikhanouskaya Office

Хотя если вспомним, Тихановский не к протестам призывал, тем более не призывал к беспорядкам. Он не говорил: голосуйте, а потом идите на площадь. Он говорил: не ходите на выборы! Пусть все увидят, что выборы не состоялись. Давайте не будем голосовать, говорил он, не зайдем на участки — и посмотрим, как же они посчитают голоса, если нас там не было. Вот какой была его идея.

А потом, когда он уже сидел, люди собрали подписи, пошли, проголосовали и вышли на улицы. Причем вышли прежде всего из-за того, что власти применили насилие. Так что если говорить о протестах, то вообще очень сложно понять, причем тут слова Тихановского.

Согласно международной практике, лишение свободы может быть оправданным только за насильственные действия, а когда в тюрьму сажают за слова, то это практически всегда нарушение свободы выражения мнения, чрезмерное наказание. Поэтому защита Тихановского — чисто правозащитное дело, что было понятно с момента его задержания на мирном пикете.

С защитой Бабарико было сложней. Он же не говорил ничего, что можно было хоть как-то притянуть как критику или некорректное высказывание. Поэтому его привлекли за коррупционное якобы преступление. Часть защиты заключалась в оспаривании экономических признаков состава преступления — чем в основном занимались мои коллеги, а я должна была показать, что привлечение к уголовной ответственности преследовало цель не наказать Бабарико за некое преступное деяние, а должно было устранить его из выборов. Это то, что в западной системе правосудия называется «злонамеренное преследование». То есть человека преследуют не за то, что он сделал, а за то, кто он есть.

— Вы, в таком случае, выходили на скользкую дорожку — кто-то должен был быть уличен в злонамеренности…

Наталья:
— Мы не можем обвинять конкретных людей, руководствуясь презумпцией невиновности, но я показывала на фактах, в том числе из медиа: что публично сказал Лукашенко, что на это сказал Бабарико, что Лукашенко в свою очередь ответил… Между ними фактически в течение некоторого времени шла политическая полемика. И странным образом она совпала по времени с арестом Бабарико. Ну, например, звучали высказывания Лукашенко такого рода, что Бабарико мошенническим путем получил деньги. Или вот на совещании по кадровым вопросам он говорит, что «за деньги российских олигархов к власти в стране ведут вот эту так называемую радикальную оппозицию Беларуси», — и предупреждает, что страну никому не отдаст. На следующий день Бабарико отвечает, что «никто не имеет права присваивать нашу страну».

Кроме того, на суде я говорила о манере расследования: как грубо нарушались процессуальные права, что не учитывались версии невиновности, насколько следствие шло по пути обвинительному, не давало возможности защищаться и игнорировало всё, что подтверждало невиновность Бабарико.

Viktar BabarykaViktar Babaryka© Image courtesy of Viktar Babaryka HQ

У меня была не политическая речь. Я говорила языком права. Процесс был открытый, и мы показали людям, насколько несостоятельными были экономические обвинения, насколько очевидным был политический контекст. Мне кажется, что именно потому, что голосу адвокатов в этом и других подобных процессах люди верили больше, чем обвинениям и приговорам, процессы потом стали закрываться. Суд по делу Тихановского, который начался в июне 2021-го, проходил уже за стенами гомельского СИЗО.

— А вас лишили адвокатской лицензии.

Наталья:
— Все адвокаты, которые работали с Бабарико, больше не имеют лицензий. Максим Знак осужден к 10 годам лишения свободы. Александра Пыльченко лишили лицензии в 2020-м, Дмитрия Лаевского, меня и Евгения Пыльченко — летом и осенью 2021 года, после суда. Виктор Мацкевич был дисквалифицирован в декабре 2022-го. А «последний» адвокат Бабарико был задержан в марте 2023-го, после чего покинул адвокатуру и страну.

У Тихановского тоже всех защитников убрали: Ольга Баранчик не аттестована весной 2021 года, меня убрали из процесса в октябре 2021-го, через год — Виктора Мацкевича. Инессу Оленскую задержали 20 марта 2023-го, и она не прошла аттестацию.

Так вот, 11 октября 2021 года я последний раз была в процессе по делу Сергея Тихановского. Вечером этого дня меня отстранили от работы по приказу Министерства юстиции, которое возбудило дисциплинарное производство, а потом исключили из коллегии адвокатов. Когда меня лишили лицензии, всю работу на себя взял Виктор Мацкевич. Тихановского мы защищали с ним вместе с первого дня, а защиту Бабарико он принял уже после того, как меня лишили статуса, и больше года еще продолжал защищать обоих.

— Еще были какие-то надежды, что вашим подзащитным можно помочь?

Виктор:
— Когда я принял защиту Виктора Бабарико, он уже давно находился в колонии. Уже была подана жалоба по его делу в Комитет по правам человека ООН. Поэтому моя защита заключалась в том, чтобы на стадии исполнения наказания оказывать ему юридическую помощь. Поскольку к нему было особое внимание со стороны администрации колонии…

Наталья:
— Никому в колонии нельзя было разговаривать с Бабарико, к нему запрещено было подходить под страхом наказания. Те, кто пытался ему сумку поднести или заговорить, помещались в ШИЗО.

А Тихановский всегда сидел в одиночной камере. И кроме конвоиров, адвокаты были единственными людьми, которых он видел. Мы обеспечивали ему и юридическую помощь, и человеческое общение.

И пока Виктора тоже не лишили лицензии, он приезжал и к Тихановскому, и к Бабарико, он их видел, и если на кого-то давление усиливалось, то находил какие-то способы реагирования: шел на прием к прокурору, обращался с жалобой в суд… Да, Тихановский один в камере, у Бабарико тяжелая работа — но мы знали, что они целы морально и физически. Еще в прошлом году им почти перестали отдавать почту, но оставался хотя бы тоненький ручеек — письма от родных.

А вот что с ними сейчас? С марта этого года мы уже ни о ком ничего не знаем точно. Ни писем, ни звонков, ни адвокатов, никакой связи с внешним миром. Они полностью изолированы. Неизвестно, живы ли они вообще.

A drawing by Agnia Tsikhanouskaya that she sent to her father in prisonA drawing by Agnia Tsikhanouskaya that she sent to her father in prison© Image courtesy of Sviatlana Tsikhanouskaya Office

— И раздобыть информацию об этих заключенных никак нельзя? Может быть, можно использовать какие-то связи со следственными органами, администрацией колонии?

Виктор:
— Сейчас эти люди, наши подзащитные, находятся во власти и под контролем системы исполнения наказаний. Раньше их адвокаты могли обращаться в эти органы, к администрации колонии, тюрьмы и выше — в управления и Департамент исполнения наказаний. Думаю, сейчас туда пишут родственники. Но результата нет: прошло более чем полгода, а ситуация не меняется.

Наталья:
— В начале июля 2023-го вдруг появился очередной слух о якобы смерти Тихановского в тюрьме, после чего корреспондент BBC на пресс-конференции прямо поставил этот вопрос перед Лукашенко. Тот назвал это «вбросом». А вечером того же дня в провластном телеграм-канале показали короткое видео, где мы увидели Тихановского в камере. Несмотря на ненормальность ситуации (почему информацию о заключенном можно получить только таким образом, а не от адвоката или из писем, звонков?), это было для нас облегчением. Из ролика было видно, что Тихановский в относительно нормальном состоянии, какая у него одежда, посуда, обстановка в камере. Но всё же при отсутствии нормальной коммуникации нельзя удостовериться, что это актуальные кадры.

И про Бабарико Лукашенко тогда же сказал, что якобы звонил министру и министр сказал, что всё с ним нормально: «То ли что-то шьет, то ли в котельной топит». А не проще ли адвоката к человеку пустить?

— А после той апрельской истории, когда Бабарико попал в больницу якобы из-за того, что был сильно избит, стало ли вам известно о нем что-то новое?

Наталья:
— Ничего не известно. Единственная объективная информация, которую сказали родственникам врачи, пока врачам не запретили говорить: да, у него пневмоторакс. Отчего это произошло, неизвестно. Говорили, что оставят на несколько дней в больнице обследовать другие хронические заболевания, но практически сразу его забрали обратно в колонию.

И такое положение вещей нам уже навязали как норму. Мы как будто всё время отступаем назад в этом одичании, дошли до самого края: не знаем, что происходит с людьми, что с ними делают, — и с этим живем. В публичном пространстве это уже почти не обсуждается… Люди как будто растворяются в нашем сознании, вот они где-то есть, а у нас другие дела, паспорта, проблемы беларусов в изгнании. Всё это безумно важно, но мы-то на свободе.

— И мы знаем, что это не норма. Тогда что это? Если всё лишнее отбросить, то, наверное, получается, что режим убивает их?

Наталья:
— Во всяком случае, это пытка. Содержание людей инкоммуникадо (без связи с внешним миром) квалифицируется по стандартам международного права как пытка. Даже если к ним пальцем не прикасаются. Люди в таких условиях не пользуются правовой защитой, просто перестают быть субъектом права. Об этом публично заявили в мае 2023-го спецдокладчики Совета по правам человека:

«Содержание под стражей без связи с внешним миром, создающее риск их насильственного исчезновения, свидетельствует о стратегии наказания политических оппонентов и сокрытия доказательств жестокого обращения и пыток, которым они подвергались со стороны сотрудников правоохранительных органов и тюремной администрации».

— Разве может так быть, чтобы никто не нес за это ответственность?

Наталья:
— Есть несколько уровней ответственности за нарушение прав человека. Если нарушены международные обязательства государства (как во многих случаях сейчас: право на свободу, справедливый суд, право не подвергаться пыткам, дискриминации по политическим убеждениям, свобода выражения мнения и мирных собраний) — то ответственность несет государство. Именно с целью установить эти нарушения и ответственность государства (которая непременно наступит — если не сейчас, то в будущем!) поданы жалобы в Комитет по правам человека.

Когда речь идет о персональной уголовной ответственности представителей режима, то действует принцип презумпции невиновности и без решения суда нельзя сказать, что кто-то виновен в совершении преступления. Необходима надлежащая процедура расследования и судебного разбирательства. И для начала этой процедуры уже есть достаточные предпосылки — международные институты озвучили, что есть основания полагать, что в Беларуси совершаются преступления против человечности. В состав этих преступлений входят и пытки (в том числе содержание инкоммуникадо), если они совершаются в определенном контексте целенаправленной систематической или широкомасштабной политики.

Sviatlana Tsikhanouskaya in the European ParliamentSviatlana Tsikhanouskaya in the European Parliament© Image courtesy of Sviatlana Tsikhanouskaya Office

— Насколько при нынешних условиях реальной может быть идея международного суда или трибунала?

Наталья:
— Сложно сказать. Международная уголовная процедура может осуществляться в различных формах: в рамках Международного уголовного суда, трибунала ad hoc (специально для данного случая) либо в рамках универсальной юрисдикции (когда преступление, совершенное в одной стране, преследуется в другой стране).

Однако воплощение этой идеи требует выхода за привычные рамки. Юрисдикция Международного уголовного суда (МУС) не действует прямым образом в отношении Беларуси, поскольку государство не подписало статут МУС. Чтобы распространить его юрисдикцию на деяния, совершенные в Беларуси, нужна очень большая правовая работа и решительность, применение одного из прецедентов, который позволяет обратиться в суд другим государствам. Специальный трибунал — вообще отдельный трибунал по Беларуси — может быть создан лишь по решению Совета безопасности ООН или опять же на основании договора между какими-то другими государствами.

Но даже если мы представим, что произошли какие-то волевые, новаторские действия, которые бы обошли эти препятствия, и создан трибунал, то как это может подействовать на потенциальных обвиняемых, которые находятся вне его досягаемости?

И даже если представить, что будут задействованы институты типа Спецтрибунала по Беларуси, то как в нынешних условиях это сможет открыть двери тюрьмы и неотложно помочь Тихановскому, Бабарико, Статкевичу, Колесниковой и другим, кто находится в критической ситуации?

При этом я не хочу обесценивать идею международной юстиции. Она важна сама по себе для того, чтобы если не сейчас, то в будущем назвать и сами нарушения прав человека, и международные преступления, и имена тех, кто за них ответственен.

— Что же делать сейчас?

Наталья:
— Это вопрос, на который нужно постоянно искать ответ. Я пока не вижу эффективных способов помочь нашим подзащитным, к сожалению. Пока всё, что мы можем, — это не забывать о них и не соглашаться с происходящим. Держать свой нарратив, озвучивать его на любых доступных площадках. Любой диалог, который ведут с представителями режима СМИ, политики или бизнес, стоило бы начинать с вопроса: «Почему в Беларуси пытают людей?» — и называть их конкретные имена.

Важно помнить, что именно за Бабарико и за Тихановским пошли люди, за них готовы были голосовать. Нельзя позволить, чтобы их легитимность растворилась, а их имена исчезли в тумане, — потому что именно этого забвения, очевидно, и добиваются те, кто держит их в полной изоляции.

LATEST
Das Leben unterm TischBelarus
Das Leben unterm Tisch 

Im Angesicht der ungewissen Zukunft spielt eine belarussische Schriftstellerin mit der Vergangenheit

20 December 2023
Russlands MitschuldArmenia
Russlands Mitschuld 

Wie Russland im Spiel um seine eigenen geopolitischen Interessen den Berg-Karabach-Konflikt als Trumpf nutzte

12 December 2023