Неоконченная история

Неизбежность победы либеральной демократии в мировом масштабе Френсис Фукуяма провозгласил в 1992 году. В нулевых его книгу «Конец истории» передавали беларуским политзекам в тюрьму — она внушала надежду и даже уверенность в том, что мы движемся по прочным историческим рельсам (да, в нулевых в Беларуси тоже были политические заключенные!). А три года назад, в двадцатом, как утешали протестующих беларусов слова российского видеоблогера Максима Каца о том, что мы непременно, вот-вот, неизбежно победим, потому что демократические восстания в современном мире практически всегда побеждают!

И все-таки не удалось. Что ж. Бывает. Не все до одного восстания (тем более мирные) побеждали, и никто никому не обещал сразу 100 процентов. Но впереди-то — победа? Нужно просто смело ждать! Все империи рано или поздно распадаются, диктаторы умирают и диктатуры неизбежно исчезают — ведь так?

Кажется, все-таки не так. Разве не многовековое, фактически вечное авторитарное правление мы наблюдаем в Китае (который, кстати, по всем параметрам еще и империя), в большинстве стран мусульманской цивилизации? А в Индии, которая считается демократией, давление кастовой системы на индивидуума таково, что никакому государственному авторитаризму не снилось. Причем ни малейших изменений к лучшему на этом «глобальном Юге», судя по всему, не прогнозируется, а этот «Юг» с нами совсем рядом, потому что соседний «Восток» всё теснее с ним взаимодействует. Выходит, нет никаких оснований предполагать, что время само по себе, без каких-то осознанных усилий со стороны человеческого общества, принесет позитивные перемены.

Собственно, даже если бы демократия устанавливалась, так сказать, «в ходе естественного развития», наступала, как весна, — можно ли иметь твердую уверенность, что она была бы нам по силам? Нам, не наученным ее непростой науке, не сдавшим экзамена? Вспомним Фарида Закарию: «…В сегодняшнем мире… два компонента либеральной демократии, составляющие плоть западной политической модели, всё больше расходятся друг с другом. Демократия расцветает, а свобода — нет» [Закария Ф. Будущее свободы: Нелиберальная демократия в США и за их пределами. М., 2004. С. 6]. Если говорить не о мире в целом, а о Европе, где демократический механизм уже действует, то остается дилемма Ричарда Холбрука, которого процитировал Закария в этой же книге: «Предположим, что проведены свободные выборы, однако избранниками оказываются расисты, фашисты и сепаратисты. Таково реальное противоречие». Можно сказать, что мы, беларусы, это противоречие воплотили в жизнь почти 30 лет назад: первого и пока бессменного президента выбрали большинством голосов на честных демократических выборах.

А дальше он уже «выбирался» сам: установил полный контроль над организацией подсчета голосов, а для подавления народного возмущения создал и взращивал силовой и чиновничий аппарат, числом и лояльностью оставляющий далеко позади советские образцы. В итоге Беларусь оказалась в лидерах по количеству полицейских (у нас они до сих пор называются на советский лад — «милиция») на душу населения, а по пропорции государственных чиновников опережает даже Россию — 4,2% всех работников против 3,3%. И когда мы, своими глазами видевшие революцию двадцатого года, говорим, что большинство в Беларуси против Лукашенко, надо вспомнить, что у этих сотен тысяч милиционеров и служащих есть семьи, верные друзья и любящие близкие… Сколько их — зависящих, зависимых, боящихся потерять место (или свободу, или голову — Лукашенко любит повторять угрожающие фразы типа «голову оторву») и даже — искренне служащих режиму (потому что мы знаем, что в мире немало людей, которые любят «порядок и твердую руку»)? Сколько их среди десяти миллионов беларусов — согласных и поддерживающих режим? Этого никто не знает.

∗∗∗

А сколько же беларусов за демократию? Согласно отчету BISS (независимый Беларуский институт стратегических исследований, приостановил свою деятельность в 2023 году) «Ментальная демократизация. Изменения в сфере ценностей белорусов», «…последовательных сторонников демократии в Беларуси не более 50%, но, скорее всего, их не менее 30%». Конечно, можно предположить, что часть респондентов подразумевала под демократией некую обобщенную «власть народа» или даже «власть для народа», часть — либеральную демократию, а часть — гарантированные либеральные свободы, возможно, ценой некоторого ограничения требований большинства; тем не менее выводы можно считать все-таки обнадеживающими.

Но задумаемся: какими средствами либерально-демократически настроенное меньшинство добьется гегемонии в государстве и обществе? И как, даже добившись победы, «последовательные сторонники демократии» (в каком угодно смысле) должны взаимодействовать со своими, скажем помягче, «непоследовательными» соотечественниками, дабы избежать повторения печального опыта 1994 года?

На первый вопрос нет уверенных ответов. Вспомним, что основным (не всеми, возможно, осознанным) источником страха являлась Россия. Опасность эта реальна и нисколько не преувеличена. В случае успеха в 2020 году мы оказались бы перед лицом интервенции, как народы стран Варшавского договора до конца 80-х. Изменения же в России, увы, не в наших руках. Рычагов воздействия на нее у беларусов (как внутри страны, так и в эмиграции) еще меньше, чем у русских. У нас нет ни легальных партий, ни интеллектуальных клубов. Наше подполье — пресловутые «спящие ячейки» — действует в основном, скорее, в воображении спецслужб. Неужели остается просто ждать, когда авторитаризм неизбежно рухнет?

Допустим, дождались. Россия вышла из игры, отечественный авторитаризм рухнул — повторился, так сказать, 1991 год. Тогда что с ответом на второй вопрос? Готов ли демократический актив установить свой «просвещенный авторитаризм», гарантирующий либеральные свободы? Хватит ли ему терпения и тактичности выслушивать мнения и пожелания несмелых, неактивных, не сделавших ничего для победы собственной — демократической — власти людей, считаться с ними, причем не только накануне выборов?

Это, на мой взгляд, двуединая проблема: как пережить «зиму», не окоченев, и как не утонуть в грязи «весной».

∗∗∗

И тут выскажу осторожный, даже робкий, оптимизм. Не говоря о росте грамотности, информированности и тех ценностных тенденциях, о которых упоминается в исследованиях BISS, я замечаю — и особенно в наши жуткие 20-е — одну трудно определимую в словах сущность.

Эмпатия и солидарность. Вот что в последнее время действительно изменилось. Сверхжестская советская система при декларативном коллективизме разрушала, наряду с прочим, навыки взаимопомощи, подавляя, соответственно, и альтруизм. Это вещи взаимосвязанные. В 80-х часто говорили о том, что нужно «работать локтями», распихивая людей в толпе, а еще раньше начали непомерно высоко ценить трезвый цинизм и деловитость. Однако за те десятилетия, когда сковывающее внимание и раздробляющая забота государства приослабли, люди стали учиться взаимопомощи. Причем речь даже не об НГО, хотя их роль в Беларуси была значительна и они, помимо всего прочего, первые показывали пример самоорганизации (недаром в 2021 году власти провели их масштабную «зачистку»). Я веду речь скорее о неорганизованных, неформальных, можно даже сказать, «бесформенных» структурах на микроуровне. До поры до времени они были не очень заметны.

А в 2020-м — вспыхнуло. Вот что поразительно, вот что было очевидно и именно «невероятно»: массовая готовность людей к взаимопомощи. Стотысячные протестные марши — лишь яркое следствие, лишь поверхностное проявление других, более глубоких процессов.

Вообще-то, всё началось еще в начале двадцатого года. Пандемия. До президентских выборов — полгода. Пока Лукашенко и его подручные по-хамски высказывались в адрес умерших от ковида («…А как можно жить 135 кг весом?» «Ну ему завтра восемьдесят лет будет! Чего ты ходишь по этой улице, а тем более работаешь?!»), пока власть отрицала проблему, лгала и пыжилась, неспособная обеспечить медицинские учреждения даже защитными средствами, по стране покатилась массовая волонтерская кампания: в соцсетях появилась инициатива под тегом #ByHelp. Люди, распределив между собой работу через социальные сети, закупали материалы и доставляли их тем, кто в свободное время шил на дому защитные комбинезоны для врачей (из огородного спанбонда), мастерили маски (из масок для снорклинга, причем недостающие детали печатались на 3D-принтерах), развозили это всё по больницам. А заодно везли туда горячие обеды, воду, еду для работников; отказываясь от сдачи пустующих квартир в наем, предоставляли их бесплатно врачам, чтобы те, продолжая работать в опасных зонах, могли отдыхать, избегая контакта с пожилыми близкими. Люди показали государству, на что они способны без него, и государству это очень не понравилось.

И когда в мае 20-го стартовала предвыборная кампания, те же самые люди, вдохновленные своим «можем!», стали записываться в инициативные группы альтернативных кандидатов: бизнесмены, рабочие, программисты, врачи, студенты, пенсионеры… Воодушевление, взаимная поддержка и солидарность охватили не только столицу, но и провинцию.

С началом массовых протестов против преследования кандидатов и членов их штабов, против фальсификации выборов и жестоких избиений мирных демонстрантов волна солидарности поднялась еще выше. Люди помогали друг другу во всем, и, конечно, деньгами тоже. Была создана гражданская инициатива по сбору средств BySol. Инициатива BySol переросла в фонд, который позже был объявлен в Беларуси экстремистским. Тем не менее только за 2022 год он пропустил через себя помощи на общую сумму 1 миллион 114 тысяч евро.

Оказалось, что власть действительно боится человеческого взаимодействия. Тех, кто занимался сбором и передачей средств — на оплату адвокатов, на помощь семьям арестованных, стали преследовать. Это продолжается до сих пор. Власть карает бесчеловечными тюремными сроками всякого, до кого дотянется, — вынюхивает всех, кто поддерживает попавших под репрессии. Прошло уже больше трех лет с августа 20 года, а преследования за помощь не просто не прекращаются — они приобретают дикую, безумную форму. Например, суд назначает человеку пять лет тюремного заключения за то, что несколько лет назад он сделал пожертвование размером в 20 долларов.

Бывшего тренера-массажиста сборной Беларуси по биатлону дважды за три месяца осуждают за донаты, вменяя ему финансирование экстремистской — и даже террористической! — деятельности. Приговор — девять с половиной лет лишения свободы в колонии усиленного режима.

Только в июле 2023 года беларуские суды вынесли 11 приговоров за донаты. Всего же таких приговоров за последние годы — десятки, если не сотни. Не обо всех из них знают даже беларуские правозащитники, которые ведут мониторинг репрессий. Родственники некоторых арестованных и осужденных очень боятся, что публичность может навредить их близким. Поэтому помощь становится в Беларуси почти подпольным, партизанским делом. Передачи в СИЗО и тюрьму, связь с близкими заключенных и их поддержка, вот они — смысл и форма нынешнего подполья.

29 июля беларуские медиа и правозащитные организации, которые находятся за рубежом, провели онлайн-марафон солидарности с беларускими политзаключенными «Нам не все равно!». Инициативу поддержали политики, блогеры, музыканты, спортсмены, зарубежные дипломаты, бывшие политзаключенные и родственники тех, кто сейчас находится в местах заключения. За первые 12 часов марафона было собрано 355 тысяч евро, а к полуночи 30 июля — более 574 тысяч евро для помощи политзаключенным и их семьям. В Беларуси за донаты сажают, но люди, оказываясь в безопасности, продолжают поддерживать своих соотечественников всем, чем могут. Марафон — это красиво, но чаще всего эта поддержка не публичная — тихая, надежная, доверительная.

Государство понимает, в чем заключается для него главный источник опасности: в горизонтальном взаимодействии людей. Поэтому оно бьет по любым его материально ощутимым проявлениям. Государству нужен атомарный порошок разобщенных индивидов.

И, значит, беларуское общество нащупало верный путь: эмпатия и солидарность, сострадание и взаимопомощь.

Я не думаю, что в ближайшее время возможно какое-то «национальное примирение» (или, как говорят в пропагандистских медиа, «народное единство»), что со сторонниками нынешней власти и оппортунистами можно найти общий язык. Вместо этого можно вести бессловесный монолог своими действиями — со всеми. Даст ли это гарантии победы? Даст ли это хоть проблеск надежды на победу? Никто не может предсказать. Однако время точно не будет потрачено зря.