Борьба индустриального рабочего класса и горизонт национализации для Грузии

На экране, установленном перед зданием парламента Грузии, шахтеры Чиатуры показывают кадры (снятые ими же на мобильные телефоны), которые показывают их работу и условия труда в шахте. На этих кадрах можно увидеть, как вручную перемещают 140-килограммовую буровую установку, слабо укрепленный потолок, советское оборудование 50-х годов и черную воду шахты, по которой шагают горняки. Каждый кадр усиливает ощущение, что вот-вот может произойти что-то плохое, и даже веселые возгласы горняков не могут развеять чувство опасности. Решение показать эти кадры было принято горняками для информирования людей, пришедших на их акцию протеста, — лучше увидеть, чем услышать.

Кадры оставляют тяжкое впечатление и наводят на мысль — не стала ли сама Грузия похожей на выпотрошенную, недостаточно укрепленную, непредсказуемую шахту, производящую страх перед будущим, шахту, все еще хранящую богатство, принадлежащее, однако, капиталу, состоящему из ООО, чьи интересы переплетены с интересами госчиновников.

Шахтеры Чиатуры объявили забастовку в начале июня и выдвинули 14 требований, среди которых были повышение заработной платы на 40%, приостановка начисления процентов по кредитам во всех банках и отсрочка выплат по кредитам, изменение и улучшение условий страховки, право на отпуск, контроль охраны труда, улучшение условий труда, экологической обстановки в городе и т.д. На шестой день после начала забастовки часть шахтеров объявила голодовку в Чиатуре, а часть голодающих зашила себе рты. Позже шахтер Георгий Купатадзе также зашил себе глаза.

Чиатура — моногород, его экономическая жизнь привязана к одному виду производства, а повседневную жизнь города в основном определяет зарплата шахтеров. Поэтому солидарность сограждан, которая обычно сопровождает шахтерский протест, является искренней. В дни забастовки к маршам шахтеров присоединялись учителя и ученики, владельцы и продавцы закрывали свои магазины, чтобы примкнуть к акции протеста. На двенадцатый день после начала забастовки и на шестой день после начала голодовки часть шахтеров двинулась в сторону столицы и начала акции протеста перед зданием парламента Грузии. Для Чиатуры, как и для грузинского промышленного рабочего класса, бастовать не внове. Но до сих пор все забастовки проходили там, где находятся шахты и локализован производственный процесс. Забастовки начинались и заканчивались в этих городах. В этот раз все было по-другому. Шахтеры заняли важное для грузин политическое пространство — перед зданием парламента Грузии. Отсюда всегда начинались политические кризисы, правительства принуждались к уступкам или даже к отставке. Но никогда прежде отсюда не говорил рабочий класс — не говорил как субъект, который, хотя и не имеет еще собственного политического тела, не пытается колонизировать чужое, как это обычно бывает. В любых масштабных акциях протеста, проходивших здесь прежде, рабочий класс всегда был представлен именно таким образом: его присутствие в этих протестах было незаметным. Он присутствует, но не говорит, действует, но по чужой подсказке.

Можно сказать, что, наверное, все масштабные акции, которые проводились перед зданием парламента, управлялись коллективным разумом среднего класса. Средний класс, привыкший к организации городских протестов, обзавелся своего рода эксклюзивом на использование этого пространства, приобрел инфраструктурные преимущества и выработал сетевую структуру взаимосвязи. Я не имею здесь в виду, что средний класс был в большинстве на всех значимых акциях. Физически он, в сущности, был в меньшинстве: например, на мартовских акциях, во время демонстраций против так называемого «российского» законопроекта об иностранных агентах. Но на тех акциях, где основной массив протестующих составляли рабочие, студенты и люмпенизированные группы, правила действия все равно определялись сознанием среднего класса — что прежде всего означает безусловное верховенство частной собственности, буржуазный национализм и примат личной свободы.

На этот раз прозвучал другой голос, другая речь, другой тип публичного выступления, а объектом атаки стала именно частная собственность. В процессе выступления естественным образом сближались классовые и национальные вопросы. Требование национализации, которое мы редко слышим от рабочих, впервые прозвучало на этих акциях. Выступая на митинге, шахтер Симон Микацадзе сказал: «Мы должны потребовать национализации природных ресурсов. Прибыль должна идти каждому грузину, чтобы пенсия была лучше, чтобы хорошо жилось будущим поколениям, а не капиталистам».

Историк Рональд Григор Суни писал, что в XIX веке ответы на проблемы Грузии более или менее нашлись в социализме, а не в национализме или либерализме: этот выбор был историческим продуктом особого социального контекста и интеллектуальной среды, в которой возникли все три движения.

Нарождающийся капитализм уже порождал промышленную буржуазию и, конечно, пролетариат. В то же время было еще одно обстоятельство, сыгравшее важную роль для сближения классовой и национальной борьбы — в процессе пролетаризации грузинский рабочий класс в городах встречался с русским чиновничеством и армянской буржуазией. Это обстоятельство породило сначала единый бесклассовый националистический идеал, который лишь позже изменил свою окраску и приобрел классовое измерение под влиянием марксистской мысли.

История не балует рабочий класс необходимыми совпадениями. В сегодняшней Грузии все не так, как в начале прошлого века, хотя определение горизонта национализации важно само по себе. Вопрос о природных ресурсах приобретает для грузин новый смысл в сближении классового и национального вопросов. Этот процесс начался с движения «Намахвани» (движение против строительства Намахванской ГЭС), организованного вокруг земельного вопроса. Вопрос природных ресурсов переплетается с земельным вопросом, и активизация одного неизбежно ведет к активизации другого, подобно тому как своевременная остановка процесса добычи марганца в Чиатуре приводит к остановке Зестафонского завода ферросплавов, а в результате останавливается процесс добычи угля на Ткибульских шахтах.

Наряду с этим процесс грузинской приватизации, особенно после «революции роз» 2003 года, был организован Кахой Бендукидзе таким образом, что месторождения меди и золота в Болниси (основной экспортный товар из Грузии в последние годы), а также значительная часть энергетической инфраструктуры и других важных объектов перешла во владение российского капитала. Здесь противостояние русскому империализму в Грузии, которое проявляется главным образом в буржуазном национализме, получило бы правильную перспективу, обнаружив классовый конфликт. Между тем местная буржуазия крайне регрессивна, и грузины ежедневно ощущают это на собственной шкуре — например, в аптеках (сто процентов которых контролирует местный бизнес) и банках.

История добычи марганца в Чиатуре начинается с 1897 года. Через 15 лет чиатурский марганец был связан железной дорогой с Зестафони, а через Зестафони — с Поти, и стал экспортным товаром. В 1913 году из Чиатуры через Батуми был вывезен миллион тонн марганца, что составляло половину мирового рынка. И в том же году — по всеобщему закону накопления капитала, вместе с накоплением капитала на одном полюсе накапливается бедность на другом — прошла одна из самых продолжительных и крупных за все время существования Чиатуры забастовок.

Во время Первой республики (Грузинская Демократическая Республика 1918–1921 годов) социал-демократическое правительство дало немцам право использовать все корабли в Грузинских портах, а также монополию на добычу и экспорт руды. В 1920 году Германия, на которую грузинское правительство возлагало большие надежды, подписало мирный договор, завершивший Первую мировую войну. К 1920 году добыча марганца в Чиатуре сократилась на 13%.

В 1921 году Ленин запрашивал Ревком Грузии о том, подтвердило ли уже советское правительство Грузии концессию Ткварчельских рудников итальянцам и изменили ли свой статус немецкие владельцы чиатурского марганца: стали ли они концессионерами. Особенно важны концессии с итальянцами и немцами, писал Ленин, равно как и обмен нефти на различные товары. Эта форма сотрудничества (концессии) с иностранным капиталом была нужна Советскому Союзу для восстановления разрушенной в годы Гражданской войны промышленности, экспорта продукции за границу и закупки технологий, позволяющих осуществлять индустриализацию. К 1927 году ушел последний концессионер Чиатуры — Гарриман, и марганец Чиатуры стал неотъемлемой частью советской экономики.

Согласно Карлу Марксу, промышленное предприятие является сердцевиной классового конфликта, в котором участвуют две основные группы: одна представляет собой капитал, или капиталистов, а другая — наемный труд, или наемных рабочих. Интересы данных групп противоречат друг другу, что неизбежно создает конфликт и порождает конфликтные отношения. На каждом этапе добычи марганца в Чиатуре этот конфликт выходит на историческую сцену, и в этой борьбе чиатурский шахтер остается образцом непокоренного промышленного рабочего. В ходе длительного процесса забастовок и сопротивления чиатурский шахтер и добивался лучших условий труда, и участвовал в революционной деятельности.

После распада Советского Союза добыча руды на чиатурских шахтах была остановлена до 2006 года — до их приватизации. Были приватизированы как добыча марганца, так и завод ферросплавов в Зестафони и гидроэлектростанция в Варцихе. Ферросплавы, производимые на Зестафонском заводе ферросплавов, изготавливаются из марганца, добываемого в Чиатуре, здесь же потребляется значительная часть добываемого в Ткибули угля. Владельцем «Чиатури» и «Зестафона» является Georgian Manganese Holding Limited, компания, которой владеет Georgian American Eloise, владельцем которой, в свою очередь, является группа «Приват», среди собственников которой мелькает имя украинского олигарха Коломойского.

Но вернемся к забастовке и бастующим шахтерам. Мы сказали, что некоторые из них остались в Чиатуре, некоторые голодали, а некоторые зашили себе рты. Небольшая группа шахтеров направилась в Тбилиси и начала акции протеста перед зданием парламента, найдя себе сторонников, хоть и не очень многочисленных, — студентов, молодежь, прекарно трудящуюся в так называемой креативной индустрии, несколько левых движений и различные независимые профсоюзы. В Чиатуре были перекрыты все пути, по которым марганец можно было транспортировать в Зестафони. А Зестафонскому заводу ферросплавов нужен чиатурский марганец — иначе он вынужден останавливать производство. Предприятию, продукция которого занимает четвертое место в общем объеме экспорта Грузии, остановка производственного процесса обойдется очень дорого, поэтому оно всячески постарается избежать этой опасности.

О голодовке и/или зашивании рта или глаз в качестве тактики борьбы много было сказано в прошлом, и говорится до сих пор. В предыдущей статье на этом сайте я писал о необходимости замены самоповреждения причинением вреда врагу. Голодовка друзей горняков, также как зашивание ртов и глаз оказали остальным шахтерам на определенном этапе борьбы медвежью услугу. Состояние голодающих друзей может вынудить согласиться на такие условия, на которые в другом случае никто бы не согласился. Положение голодающего друга может заставить пойти на уступки. Следовательно, необходимо изменить сам характер вреда: урон себе нужно заменить на урон противнику — так, чтобы он начал терять прибыль в результате более длительной забастовки. Это причиняет ему больше всего вреда. И когда противник несет урон, мы видим капиталистов, которые теряют прибыль и вынуждены уступать. Более того, горняки знали, что, продолжая забастовку и создавая кризис в Зестафони вместе с Чиатурой, они создадут кризис для всей производственной цепочки. Чтобы создать этот кризис, нужно время — ровно столько, сколько нужно, чтобы остыла печь на заводе Зестафони.

Логично, что ежедневные размышления об ухудшении здоровья голодающих товарищей не позволят затягивать процесс. В то же время надо сказать, что шахтеры проявили физическую храбрость, объявив голодовку и зашив себе рты. В общем, они проявили физическую и интеллектуальную отвагу, которая нужна нашему народу как вода. Эта храбрость во многом определяется рабочим местом — и горняки, и шахтеры слишком близки к смерти. Именно частая близость к смерти является источником этого мужества. События устроены диалектически — где наибольшая опасность, там и спасение. Именно из-за близости горняков к смерти капитал никогда не может полностью господствовать над ними, потому что господин остается господином, пока тот, над кем он желает властвовать, боится смерти.

Выше мы говорили, что длительная остановка горнодобывающего процесса в Чиатуре, а также блокирование уже добытой руды, блокирование путей ее вывоза из города представляют угрозу для Зестафонского завода ферросплавов. И это ставит компанию перед серьезной проблемой — прекращаются поставки, теряются деньги и останавливается производственный процесс, восстановление которого требует многомиллионных затрат. С приближением этой угрозы компания, с одной стороны, с помощью государственного телевидения развернула против горняков кампанию, основанную на грязной лжи, а с другой стороны, привлекла к делу объединенные профсоюзы под руководством Ираклия Петриашвили, который стал главным «громоотводом» рабочего недовольства в Грузии для элит и с чьей помощью рабочих в Грузии приучили к такому низкому стандарту жизни, которого обычно в регионе не увидишь. В результате многочасовых переговоров горняки согласились на повышение заработной платы на 12%, а остальные 13 требований стали предметом обсуждения специальной комиссии, результаты деятельности которой должны увидеть свет в течение трех месяцев. Период после забастовки, когда полученные обещания должны быть выполнены, требует еще большей мобилизации и единства, чем сама забастовка. Потому что именно в это время компании с помощью местных или центральных властей и спецслужб начинают использовать приемы разделения и запугивания работников.

После окончания забастовки Чиатура радостно приветствовала шахтеров, голодавших и протестовавших перед парламентом в Тбилиси. Их мускулы, ум и нервы стали символом борьбы за лучшее будущее, которое так необходимо этому удивительно красивому городу, стоящему сейчас перед почерневшей рекой Квирила, на грани экологической катастрофы, на тревожном пороге онкологических заболеваний.

Физическая и интеллектуальная храбрость, проявленная шахтерами, — два условия, необходимых, чтобы грузины избавились от чувства унижения и страха перед завтрашним днем. Перемены не придут ни в виде гуманитарной помощи, ни в результате чьего-то милосердия. Они требуют физического и интеллектуального мужества, образец которого шахтеры дали сейчас промышленному рабочему классу и рабочим в целом — тем, кто, несмотря на притеснения и грабежи, крепко стоит на ногах и продолжает бороться.

Волна национализма, наверное, скоро пройдет по Грузии. Но можно с уверенностью сказать, что это будет буржуазный национализм — национализм, который не объединяет людей, а разделяет их по национальному признаку, создавая вредную иллюзию единства антагонистических классов внутри одной нации. Альтернативой этому национализму и иллюзиям, которые он порождает, может стать классовое измерение, которое должны породить социалистическая теория и практика вместе с передовой частью рабочего класса.