Внутри осажденного Нагорного Карабаха

Когда-то Нарико Карапетян по утрам будил щебет птиц на деревьях у ее окна. Но в последние месяцы к звуку этого привычного «будильника» добавился еще один, новый, звук. Она стала просыпаться раньше птиц — ее будили голоса людей, стоявших в очереди под деревьями. Совсем рядом с домом Нарико находится Степанакертский молочный завод. Он начинал работать ранним утром, но люди занимали очередь за молоком еще раньше, чтобы не уйти домой с пустыми руками. «Просыпаться от этих звуков тяжело психологически», — жаловалась Нарико.

Тогда она еще не знала, что через несколько дней молочный завод закроется, и она снова будет просыпаться под птичий щебет, но только теперь никто не сможет принести домой бутылку молока, даже отстояв в очереди всю ночь.

Прошло девять месяцев с тех пор, как закрылся Лачинский коридор — единственная дорога, связывавшая Нагорный Карабах с Арменией и остальным миром. Так 120 тысяч этнических армян, населяющих регион, с 12 декабря оказались в блокаде, которую устроил Азербайджан. Весной Нагорный Карабах отключили от газоснабжения, электричество подается с перебоями, уличное движение замерло из-за отсутствия топлива, а гуманитарная помощь не поступает в регион с середины июня.

В конце апреля Азербайджан установил в Лачинском коридоре контрольно-пропускной пункт, через который разрешается проезжать либо для получения неотложной медицинской помощи (при поддержке Красного Креста), либо в образовательных целях (при поддержке российских миротворцев). Но проезд на территорию Армении для населения Нагорного Карабаха вовсе не гарантирован. С тех пор как появился КПП, азербайджанские пограничники задержали четырех жителей Нагорного Карабаха — пожилого мужчину, нуждавшегося в срочной медицинской помощи в Армении, и троих студентов, которые ехали в Армению, чтобы продолжить образование. Студентов спустя десять дней Азербайджан вернул в Армению.

Хотя азербайджанские пограничники в отдельных случаях позволяют местным армянам выезжать из региона, одним из результатов блокады стали разделенные семьи. Въезд в Нагорный Карабах запрещен — и живым, и мертвым. Так, семья 21-летней жительницы региона Элен Дадаян, 14 августа трагически погибшей в автомобильной катастрофе в Армении, не имеет возможности предать ее тело земле. Останки Элен все еще находятся в Армении, они хранятся в холодильнике на границе в ожидании разрешения на ввоз.

Нарико говорит, что ситуация стала критической после 15 июня. Сделав секундную паузу, она добавляет: «Я называю ситуацию критической, а сама при этом боюсь, что она может сделаться еще более критической».

Первая забота, с которой 38-летняя Нарико просыпается по утрам, — это завтрак для детей. По ее словам, самое трудное — то, что возможность приготовить завтрак не зависит от нее. «Мы не знаем, что нам сегодня попадется в магазине, и попадется ли вообще что-нибудь, — рассказывает Нарико. — В зависимости от того, что приносит нам новый день, мы организуем нашу жизнь: считаем запасы, смотрим, что уже кончается, а что еще нет».

Даже если найдется, что купить — полкило помидоров или арбуз, продукты стоят так дорого, что в регионе с растущей безработицей большинству семей не на что их купить. Нарико и ее муж работают в государственном секторе. Им повезло не потерять работу, хотя, признается она, выполнять свои рабочие обязанности в сложившихся обстоятельствах непросто — все живут в постоянной неопределенности, ежедневно читают плохие новости, к тому же по шесть часов в день отключается электричество.

Тем, кто еще не стал безработным, каждый день приходится идти на работу по жаре пешком: транспорт в городе не ходит из-за того, что во всем регионе нет топлива. По утрам Нарико с мужем тратят 40 минут на дорогу. В обеденный перерыв они ходят домой, чтобы что-нибудь приготовить детям, едят вместе с ними, а потом снова идут на работу.

Дети Нарико — 12-летняя Мари и 9-летний Левон — любят сладости, но уже свыклись с отсутствием шоколада. День рождения у Мари в сентябре, и девочка точно знает, что в этом году у нее не будет праздничного торта. За девять блокадных месяцев желания и заботы детей изменились. «Сейчас они хотят, чтобы азербайджанцы не обстреливали наши комбайны, чтобы у нас был хотя бы хлеб и не приходилось ночами стоять в очередях за хлебом к завтраку», — говорит Нарико.

Для Нарико происходящее сейчас — как дежавю, как повторение того, что уже было в ее детстве в 1990-е [во время Первой Карабахской войны] — того, к чему она совсем не хотела бы возвращаться. «Я никак не привыкну к этим отключениям электричества... Мое детство тоже проходило в темноте, и теперь, когда дом погружается во мрак, у меня возникает очень неприятное ощущение. По вечерам мы ложимся и просто ждем, чтобы появился свет. Когда электричеству пора снова включаться, дети начинают вслух отсчитывать секунды, а когда загорается свет, приходят в настоящий восторг».

В декабре 2022 года, в первые дни блокады, 30-летний оперный певец и преподаватель музыки из Степанакерта Гога Багдасарян, как и многие другие жители Нагорного Карабаха, не мог представить себе, что она продлится так долго. «Сначала, когда блокада только начиналась, мы не принимали ее всерьез, думали, что она закончится через несколько дней, как уже случалось раньше. Мы с друзьями подшучивали над людьми, которые скупали всё подряд в магазинах. Мы ничего не закупали впрок, нам и в голову не приходило, что это может продолжаться так долго и что начнется дефицит продуктов», — рассказывает Гога.

Он вспоминает разговоры и слухи первых недель блокады: «Дорогу откроют через пару дней», «Она откроется в понедельник», «Точно откроется первого числа». Но время шло, а дорога оставалась перекрытой, и постепенно слухи исчезли сами собой.

Гога очень быстро ощутил на себе последствия блокады. Через несколько недель фруктовые и овощные лавки в Степанакерте практически опустели: нечем стало торговать. «Я всю жизнь был вегетарианцем, мне сложно заставить себя есть мясо. Пережить отсутствие [растительной] пищи было нелегко. Я, конечно, ем кое-что из того, что здесь растет, но это не комплексное питание, и я чувствую, что организму не хватает витаминов». Хотя прошло уже девять месяцев блокады и почти нигде в магазинах нет ни зелени, ни овощей, ни фруктов, Гога так и не начал есть мясо. «Я еще поборюсь», — смеется он.

Некоторые продукты стали объектами шуток. Например, о бананах говорят, что в Нагорном Карабахе уже забыли, как они выглядят.

«В бесконечных очередях за хлебом люди теряют сознание, — говорит Гога. — Последние недели стали самыми трудными с начала блокады».

15 августа власти Нагорного Карабаха сообщили о первой смерти от голода. В заявлении офиса омбудсмена говорится, что 40-летний житель региона умер от «хронического недоедания» и «белково-энергетической недостаточности».

Офис омбудсмена обвинил в этой смерти Азербайджан, назвав ее одним из «катастрофических последствий продолжающейся восьмимесячной блокады Нагорного Карабаха со стороны Азербайджана».

Согласно заявлению офиса омбудсмена, последствия блокады особенно заметны в сфере здравоохранения и «в первую очередь сказываются на состоянии здоровья наиболее уязвимых групп населения — детей, беременных женщин, лиц с хроническими заболеваниями, инвалидов и пожилых людей».

Поскольку в регион больше трех месяцев не могли доставить гуманитарную помощь, начали закрываться многие аптеки. Одна из них находится в Степанакерте и принадлежит Азе Петросян, которая была вынуждена закрыть ее 1 сентября. «Самым болезненным было отсутствие таблеток от боли и температуры, таблеток для людей с диабетом, детских лекарств и средств личной гигиены, — вспоминает Аза. — За несколько недель с 12 декабря — дня начала блокады — аптеку буквально опустошили, но потом, с 27 декабря, мы начали получать необходимые медикаменты через Красный Крест. Их привозили два-три раза в месяц». Однако позже, с 15 июня, гуманитарная помощь перестала поступать в Нагорный Карабах. «Почти каждый день приходили матери, они спрашивали почти без надежды в голосе, нет ли хотя бы какой-нибудь возможности раздобыть детскую смесь, и я отвечала им, что такой возможности нет. То же самое происходило и с пожилыми людьми, которые надеялись найти у нас нужное лекарство…» — рассказывает Аза.

Жители Нагорного Карабаха стоят всю ночь в очередях за хлебом, им не хватает элементарных продуктов питания и медикаментов. Однако они убеждены в том, что нельзя доводить вопрос до уровня «гуманитарного кризиса».

«Мы видим, что даже без еды, даже в этой критической ситуации люди не согласны получать помощь из Агдама [азербайджанский город в 26 км от Степанакерта]. “Мы выживем”, — говорят они. Самый главный вопрос сейчас — это вопрос свободы, — уверен Гога Багдасарян. — Нельзя похищать людей на КПП, а потом предлагать им еду из Агдама».

Азербайджанские власти считают, что дорога из Агдама в Степанакерт должна стать альтернативой Лачинскому коридору, что по ней в Нагорный Карабах через территорию Азербайджана должна доставляться гуманитарная помощь.

Официальные представители Нагорного Карабаха отвергли помощь, поступающую по агдамской дороге, подчеркнув, что в регионе будут принимать гуманитарные грузы только через Лачинский коридор.

26 июля из Армении выехала колонна грузовиков с 400 тоннами гуманитарной помощи. Колонна была вынуждена остановиться на въезде в Лачинский коридор, так как азербайджанские пограничники отказались пропустить ее в Нагорный Карабах. 30 августа еще одна колонна из десяти грузовиков была направлена в регион парижским муниципалитетом и несколькими гуманитарными организациями. Она присоединилась на азербайджанском КПП к другим колоннам из Армении и Франции. Азербайджан заблокировал въезд французской гуманитарной автоколонне, одновременно пытаясь провести свою собственную колонну через территорию, которая находится под его контролем.

Армяне из Аскерана [населенный пункт в Нагорном Карабахе в 14 км от Степанакерта] вышли на демонстрацию против прибытия азербайджанской колонны. По обе стороны от линии соприкосновения установлены палатки азербайджанского Красного Полумесяца и местных армянских активистов.

«Если они [правительство Азербайджана] заинтересованы в сосуществовании, они не должны были девять месяцев нас терроризировать. Мы должны жить вместе. Если это действительно их цель, они должны создать условия для того, чтобы это стало возможным», — говорит Гога Багдасарян.

Блокада отразилась на его оперной карьере и планах. В январе сорвалась поездка в Испанию, весной — концерт в Ереване, в мае — стажировка в Германии. «Такого рода вещи заставляют глубже осознать, что такое ограничение базовых прав человека, человеческой свободы. И если в моем случае пострадала моя работа, то другие люди не получили медицинской помощи, а отсутствие свободы плохо сказывается на психологическом состоянии любого человека».

Гога продолжает давать детям уроки вокала. По его словам, для детей, которые приходят к нему, чтобы научиться петь, его уроки стали своего рода терапией, они помогают справиться со стрессом. Это советуют детям психологи. «Но многие мои ученики из других районов, из-за отсутствия бензина они просто не могут доехать до Степанакерта и попасть ко мне на занятия», — добавляет Гога.

Чтобы отвлечься от реальности, Гога занимается спортом и каждый день ездит на велосипеде. «Я пытаюсь занять себя чем-нибудь, чтобы не думать слишком много», — смеется он.

В то время как в Нагорном Карабахе и вокруг него делаются новые заявления, принимаются политические решения и сменяются руководители в органах власти, а за закрытыми дверями идут переговоры, жители региона, по словам Гоги, оказались в ситуации, когда им уже не важно, что именно говорят и планируют политики. «Они могут подписать всё что угодно, но факт в том, что мы — здесь, мы не планируем никуда отсюда уезжать, мы боремся, мы делаем всё, чтобы остаться на нашей родной земле».

Нарико Карапетян говорит, что в Нагорном Карабахе никто не мог себе представить, что блокада окажется такой долгой и что борьба жителей региона перейдет в «хлебный вопрос», а сам регион превратится в «зону гуманитарной катастрофы».

«Международное сообщество говорит о решении проблемы с точки зрения гуманитарной катастрофы, тогда как это проблема международного права, проблема защиты фундаментальных прав человека. Наша борьба, начинавшаяся как борьба за самоопределение, низведена до уровня гуманитарной проблемы. Может возникнуть ощущение, что раз мы здесь голодаем, у нас уже нет других требований. А мы голодаем именно потому, что Азербайджан использует голод как оружие против нас, как оружие этнических чисток. Мы выживаем в борьбе с голодом, чтобы показать всему миру, какой угрозе мы противостоим ценой наших жизней».

Нарико скучает по былой свободе: «Я хочу обнять своих близких в Армении, я хочу встретиться с друзьями. Дети хотят увидеться с бабушкой и дедушкой». Она мечтает о том, что будет после блокады, и строит планы. «Я бы отправилась путешествовать, снова бы съездила в Португалию. Я там побывала с подругой перед пандемией, перед войной…» Они решили снова поехать туда, когда жизнь вернется в нормальное русло.

«Два дня назад я разговаривала со своим коллегой. Я сказала, что было бы интересно, если бы кто-то снаружи заглянул в Нагорный Карабах и посмотрел на нас со стороны. Увидел бы он во всех нас что-то общее? Мы не замечаем происходящих с нами изменений, мы не можем сравнить, какими мы были и какими стали. Но, мне кажется, это нетрудно было бы увидеть снаружи, потому что у нас постоянно меняется настроение, каждый новый этап [блокады] приносит что-то новое, — говорит Нарико. — Теперь я уже не могу сказать, как действует на меня блокада, я нахожусь под слишком сильным стрессом. Жизнь покажет, что сделала блокада со всеми нами».

Перевод с английского — Александр Столярчук