Das Leben unterm Tisch
Im Angesicht der ungewissen Zukunft spielt eine belarussische Schriftstellerin mit der Vergangenheit
20 December 2023
Шеф-редактор нашего раздела «Беларусь» — журналистка Сабина Брило. Предлагаем нашим читателям ее первую колонку.
Беларуская English Русский
Вот уже год и четыре месяца, как мы с мужем уехали из Минска.
В июле 2021 года мы улетали в Грузию — это было одно из немногих доступных тогда направлений. Неделей раньше в Минске были арестованы правозащитники из «Весны» (в том числе Алесь Беляцкий, лауреат Нобелевской премии мира за этот год). Уже сидели в тюрьме наши друзья из информагентства «БелаПАН», журналистки телеканала «Белсат» и руководство TUT.BY — самого крупного и популярного независимого портала страны. По телевизору народу продолжали рассказывать о коллаборантах и потомственных наследниках нацистов, о том, что коллективный Запад готовится оккупировать Беларусь, что в стране созданы «террористические ячейки», готовящие смену власти… Весь этот бред говорил о том, что безумие прогрессирует и репрессии будут усиливаться. Обещание Лукашенко «найти и наказать каждого», кто выходил на протесты в двадцатом, планомерно исполнялось.
Жить было страшно — и непонятно, каким образом. После того как в твою квартиру ранним утром уже приходили незваные гости в форме, ты больше не можешь беззаботно ложиться и спокойно вставать. Ты не преступник, не подпольщик и не член тайного ордена. Ты не владеешь никакими секретами и у тебя нет никакого плана. Ты не нарушил никаких законов. Тем не менее вечером ты приводишь в порядок все свои бумаги, звонки и записи, а утром поднимаешься непривычно рано, чтобы успеть умыться, почистить зубы, позавтракать и в очередной раз проверить свой «тревожный пакет», куда упакованы личные вещи и предметы гигиены на случай, если за тобой придут. Именно в таком режиме мы с мужем и жили. Вечерами я перечитывала самурайскую этику Хагакурэ; это помогало уснуть.
Из-за чувства полной незащищенности у меня появилась фобия — я боялась, что однажды вернусь домой (например, из магазина) — и обнаружу входную дверь открытой. А на полу в коридоре будет лежать моя кошка со вспоротым животом. Это видение преследовало меня несколько месяцев, и я ничего не могла с собой поделать.
Мы не планировали отъезд и не обсуждали его, но в середине июля, после очередной волны арестов наших товарищей, улетели в Грузию. Не признаваясь даже себе, что это может быть надолго. С родными прощались так, будто улетаем в отпуск — и сами заставляли себя в это верить.
Идет уже второй год, как мы не дома. Сейчас живем в Литве. Родные давно забрали из нашей квартиры все тленное — продукты, чай-кофе, лекарства, косметику. А предметы — картины, книги, посуда, вещи — на местах. Ведь не знаешь, в каком предмете обретается тот самый гений места, поэтому я не хочу ничего забирать из своего оставленного дома. Пусть охраняют, вдруг хватит сил. Я только попросила знакомых привезти с оказией свой любимый плед — а потом полдня выискивала в нем кошкины шерстинки. Очень по ней скучаю. До дома меньше двухсот километров, а поехать страшно. Как только в очередной раз я задумываю это сделать — в Минске арестовывают кого-то из знакомых.
Прошлой осенью женщина на рынке в Вильнюсе спросила меня: «Вы еврейка?» — «Можно и так сказать», — ответила я, приехавшая сюда с одним чемоданом, в котором были только летние вещи.
Снова было непонятно, как жить. Хотелось, но не моглось проснуться. Особенно тяжело было объяснять людям, которые никогда не бывали в ситуации полного гражданского бесправия и реального риска без какой бы то ни было вины оказаться в тюрьме, почему ты не можешь сопротивляться. «Что значит — тебя просто хватают на улице? — искренне удивлялись они, слушая наши рассказы. — Надо вызывать полицию!»
А потом наступил февраль 2022 года. Когда началась война России с Украиной, кто-то написал, что беларусы теперь — это как евреи и фашисты одновременно. Даже те, кто вчера восхищался нашей стойкостью и выражал сочувствие, стали обвинять нас в пособничестве и поддержке агрессора. 26 февраля Владимир Зеленский выступил с обращением к беларусам, в котором сказал: «Сегодня всех вас зовут на избирательные участки, чтобы проголосовать на референдуме. Это могло бы выглядеть как обычный политический процесс, но сейчас уже точно не может быть ничего обычного». Глава соседнего государства называл инициированный властью и только власти нужный, почти принудительный февральский референдум в Беларуси «обычным политическим процессом» — я слушала и не могла поверить своим ушам. На тот момент в тюрьме сидело около тридцати моих коллег-журналистов, десятки тысяч людей прошли через административные аресты (многие из них — через пытки), около тысячи политических заключенных томились за решеткой. Из страны, оставляя, как и мы, родных и имущество, продолжали уезжать люди. Я не могла поверить, что даже ближайший сосед не видит и не понимает, что у нас происходит. Как же тогда объяснять дальним?
Много лет в Беларуси дракон питался «отечественной продукцией». Он разжирел и обнаглел от безнаказанности и вседозволенности. «С вашей территории летят бомбы» — теперь мы постоянно слышим это фразу. Это правда. На нашей территории много лет творилось преступление, и теперь оно перешло национальную границу.
К середине ноября 2022 года в Беларуси 1425 политических заключенных. Эта цифра увеличивается с каждым днем. На сайте правозащитной организации «Весна», которая ведет мониторинг политического преследования беларусов, ежедневно появляются обновления. Каждый день — новые эпизоды огромной человеческой трагедии. Не знаю, сколько беларусов за последние два года уже уехало за рубеж. Пятьсот тысяч? Миллион? Никто этого не считает; когда стреляют пушки, статистика молчит. Но многие мои товарищи остаются в стране и продолжают жить в режиме «утром за тобой могут прийти». Когда у человека отняты все возможности какого бы то ни было активного сопротивления, у него появляется вдруг эта самурайская готовность «стоять до конца». Конца пока не видно. Но если не верить, что он есть, то как тогда жить?
Спрашиваю: как жить?
Он говорит: в ожидании легкого дня.
Спрашиваю: как я его узнаю?
Он говорит: не узнаешь.
Спрашиваю: может быть, он уже прошел?
Он говорит: прошел уже много раз,
иначе бы сил не нашла на свои вопросы.
(Минск, 2015 год)
Im Angesicht der ungewissen Zukunft spielt eine belarussische Schriftstellerin mit der Vergangenheit
20 December 2023Wie Russland im Spiel um seine eigenen geopolitischen Interessen den Berg-Karabach-Konflikt als Trumpf nutzte
12 December 2023Die Geschichte des georgischen Postkonstruktivismus
11 December 2023Was in der Moldauisch-Orthodoxen Kirche gerade vor sich geht
4 December 2023Georgiens „politische Rechtgläubigkeit“ und Russland
28 November 2023Dürfen Belarussen den Westen kritisieren?
22 November 2023Über die unterschätzte Gefahr, Menschen in „die Unseren“ und „die Fremden“ einzuteilen
20 November 2023Die vielen Etappen der erzwungenen Umsiedlung von Armenierinnen und Armeniern: die Folgen des Karabach-Konflikts
16 November 2023Und du hast gesagt, es gibt keine Geschichte, es gibt Geschichten
6 November 2023Mehrheitsprinzip und Verrechtlichung im Dienst der Clans
31 October 2023Präsidentschaftskandidaten sind in Belarus seit über einem halben Jahr in den Gefängnissen von der Außenwelt völlig abgeschnitten. Ein Interview mit ihren Anwälten
26 October 2023Geschichte und Strukturen des Literaturbetriebs im postsowjetischen Georgien
20 October 2023